Обыкновенная история

Чисто владивостокская история. Я и так ничего не пишу о своем городе. Да и то сказать - я чувствую себя несколько бездомным, невместным, что даже недоумеваю, встречая патриотические порывы друзей и знакомых. Вот перепост из ЖЖ одного из них.

che_ck

сирень и сакура

Мемуары японки Ёнэко Тоидзуми «Сирень и война» были изданы во Владивостоке (ДВГУ, 2001) очень маленьким тиражом, поэтому хочу поделиться необыкновенной историей ее жизни.

Ёнэко Ятакэ приехала во Владивосток 9-летней девочкой летом 1921 года в гости к своей тете Ясу, которая вышла замуж за русского рабочего Кузьму Серебрякова. Жили они в своем доме на улице Металлистов, рядом с Дальзаводом, где трудился Кузьма. Лето пролетело, но Ёнэко не захотела покидать Владивосток. Вот что она пишет в мемуарах:

«Владивосток притягивал меня. Я уже привыкла к китайцу с косичкой, сидевшему в лавке на углу… У его жены были маленькие ножки и она передвигалась медленно, как гусыня… Тетя водила меня на рынок, где я встречалась с кореянками. Они передвигались большими шагами, покачивая бедрами, с грузом на голове… Молодые русские женщины – стройные и красивые, но с возрастом они полнеют и среди них есть женщины с животом, как пивная бочка. По натуре добрые, любезные и привязчивые люди… Еще были цыгане – такого необычного народа нет в Японии… Владивосток тянул меня необычной магией, мне стало интересно жить в этом городе и мне было очень жаль бросить все и вернуться на родину».

Ёнеко пошла в японскую школу на Фонтанной улице, где было 200 учеников (во Владивостоке тогда проживало 4 тыс. японцев, около 10 тыс. корейцев и более 40 тыс. китайцев). В октябре 1922 года, после эвакуации белых и японцев, во Владивостоке осталось около 150 японских подданных. Среди них были тетя Ясу и Ёнэко.

Затем была русская школа («коричневая гимназия» на Пушкинской, 37), рабфак и Дальневосточный государственны университет, куда Ёнэко поступила на факультет русской филологии в 1930 году. Ёнэко осталась во Владивостоке и не собиралась никуда уезжать, хотя тучи над ней постоянно сгущались. Сначала арестовали мужа тети Кузьму, затем Ёнэко вызвали в ГПУ и предложили сотрудничество в качестве осведомителя. Говоря проще, ей предложили "стучать" на своих соотечественников и русских, которые общались с японцами. Она отказалась, но ей дали несколько дней на обдумывание. Месяц прошел, как в кошмарном сне. «Мне казалось, я схожу с ума», - писала Ёнеко, но ее больше в ГПУ не вызывали.  

В это время она познакомилась с Кенрю Тоидзуми – настоятелем единственного во Владивостоке буддийского храма. Через год, 25 марта 1933 года они поженились. «В день свадьбы я не смогла хорошо рассмотреть лица многих приглашенных. Первый раз в жизни меня сильно накрасили, и я боялась, что, если открою рот, то косметика на моем лице потрескается, поэтому старалась не смеяться, не говорить и не прикасаться к великолепным блюдам…»

В мае 1934 года Ёнэко Тоидзуми родила первого ребенка – сына, а в ноябре 1936-го – дочь. В этот момент ее муж был арестован. Суд вынес приговор: год тюрьмы за спрятанные деньги – 800 руб. Кенрю пытался объяснить, что это не спрятанные деньги, а пожертвования прихожан, которые хранились в специальном ящике, но во внимание это не приняли: «Религия – опиум. Настоятель - реакционер», - было сказано на суде.

Весной 1937 года буддийский храм Урадзио хонгандзи во Владивостоке был закрыт советскими властями, а Ёнеко предписано покинуть СССР. Она стала собирать вещи. Поскольку фигуру Будды и другие культовые вещи реквизировали, главное было вывезти из храма кремированные останки японцев, умерших во Владивостоке (94 чел.) и останки японцев, погибших в 1920 году во время Николаевского инциндента (312 чел.).


Урадзио хонгандзи

Храм Урадзио хонгандзи был открыт во Владивостоке в 1891 году. Первым его священником был Тамон Рэнмэй, муж Ёнеко – 22-м.

«Свечи, зажженные настоятелем Тамоном погасли, Урадзио хонгандзи закрыл свою историю... в моей жизни во Владивостоке была поставлена точка. Я возвращалась на родину с двумя детьми. Стоя на борту, я смотрела на удаляющийся город на сопках - Владивосток. День за днем я вспоминала непростую жизнь в течение 17-ти лет. Здесь, во Владивостоке, я выросла, вышла замуж, родила детей - воспоминания об этом волновали мою душу. Слезы, не переставая, текли по щекам. Я не хотела говорить: "Прощай". Я обязательно когда-нибудь приеду сюда, потому что я возвращаюсь в Японию одна, оставляя моих любимых тетю и дядю, друзей и мужа!»

В декабре 1937 года муж Ёнэко и ее тетя тоже вернулись в Японию, но уже через год Кенрю направляют служить в Маньчжурию, Харбин, а затем в Янцзы. Здесь у них родились еще двое детей. В 1945 году, во время боевых действий, Кенрю пропал (как потом выяснилось, он попал в плен), а Ёнэко стала работать при штабе Советской Армии переводчицей.

В апреле 1946 года она, вместе с четырьмя детьми, вновь оказалась во Владивостоке. Работала переводчиком в лагере для японских военнопленных на станции Угольная, а в  декабре 1946 года вернулась в Японию. 10 лет спустя, после пребывания в лагере для военнопленных, вернулся муж.

В Японии, начиная с 1975 года, Ёнэко Тоидзуми неизменно возглавляла советско-японское общество дружбы в своем родном городе Фукуи.

В 1992 году, сразу после того, как Владивосток стал открытым городом, она вновь приехала сюда, после чего несколько раз бывала на своей второй родине. Ей принадлежит идея установки на месте снесенного буддийского храма памятного знака, который был открыт 3 ноября 2000 года.


Памятный знак в сквере Тоидзуми-сан возле ДВГУ. 

Ёнеко Тоидзуми покинула этот мир 29 апреля 2009 года в возрасте 97 лет.

Русские должны стать политической нацией, а не просто этносом, как сейчас

Перепощу-ка я знатного непальского скорохода Алана Ранну, всечасно балующего френдов видами Киртипура и Аннапурны:). Но в этот раз он сказал дельное про страну:

Российская федерация на сегодняшний день не является ни национальным государством, ни империей.

Национальным государством Российская федерация не является поскольку русский народ не является и никогда не был политической нацией, русские это не нация на сегодня, а этнос, так как не сформулированы никакие национальные и общепринятые категории, как-то система законов и ценностей, следуя которым человек становится предствителем политической нации, мы имеем русских только, как представителей биологической, родовой общности - повторяю - не политческой, а биологической. Надо отметить что это естественно, так как в условиях наднациональной системы ценностей: монархической (Православие, Самодержавие и Народность) или коммунистической, политическая нация так и не могла сформироваться. И потому сейчас так остро стоит вопрос - империя мы или нация. Глупые либералы и интеллигенция, которые одновременно и против империи и против национального государства рождают только мёртвых концептуальных ублюдков, которые годятся только для того, чтобы воровать в их тени, потому мы о них забудем. Хотя совсем забыть о них не получится, так как их концептуальные химеры очень засоряют ментальное пространство - это их крики о том что империя плохо, а национальное государство это фашизм мы слышим каждый день.

( Read more... )

Самопознание содержит оправдание в самом себе

Проблематика, которая никогда не исчерпывает себя - самопознание.

Кто-то подходит к нему со стороны "чтобы не было мучительно больно...", кто-то просто внезапно открывает для себя, что может вообще что-то открывать, и это занятие уже и суть дела, и его апология одновременно. То есть занятие, содержащее цель в самом себе. Следовательно, принадлежащее к высшему роду занятий в мироздании.

Каюсь, я из тех, кто в жажде открытий пришел, тем не менее, к настоящему самопознанию через истину о страдании.

ЗЫ: Если бы народ занялся как коллективная сущность самопознанием более осознанно, а не из-под палки страдания и только его, он бы мог испытывать это чудо оправданности собственного существования!

Чем я занят в своем затворе нынче...

Сейчас много читаю критики и поэзии. Мне очень симпатичен Кривулин - ясностью вектора развития и практикой самоосознания.

Вообще, начитаюсь - напишу, наверное, развернутое мнение о российской поэзии. Не скоро - читать много. Еще больше думать:))). Потому что думатьь приходиться много о том, что мне, в общем-то, не симпатично и не интересует как поэтический факт. Но это многими считается за большую поэзию. Мне интересно понять. 

Основное, чего мне не хватает в этой "большой поэзии" - это то, что поэты в большинстве своем не имеют переживания Высшего и себя как орудия. Втихарая я называю все это "искусством безбожников" (религия та или иная здесь не при чем, я об этом уже писал и отдельно, и в посте о Булгакове). Как говорит Кривулин, подтверждая мои мысли, что многие большие поэты лишены этой составляющей - метафизики, и при этом позднее сильно пытаются продуцировать на эту тему тексты, у них много слова "Бог" в стихах, как у Вознесенского, например, но присутствия Бога нет, однажды отказавшись от беседы с Ним (внеположно данной поэту как возможность, ИМХО), они, созревши и сформировавшись, уже не имели этой необходимой человеку составляющей. Это не просто обедняет. Это делает их в чем-то очень временными, преходяшими со своим творчеством - разумеется, на больших периодах:). Но о таких периодах в России нынче давно никто не мыслит о поэзии. За редкими исключениями.

Просто время обнаружит их пустоту в масштабе, издалека. Эта пустота слишком велика, чтобы быть видной накоротке, как смотрят современники, жители последних 60 лет.

Парадокс стремления к свободе

Как в лампе шахтерской огонь, затеплится вдруг в голове
Идея. Но что освещает она в глубине, где я?

Либо нас привлекает свет идеи, и мы - бабочки, либо нужно пытаться понять, что освещает эта идея и освещает ли, хотя и светит?

Так и с идеями свободы, освобождения и правды.

Народ увлечен страданьем. Это оборотная сторона вала сообщений в прессе, по радио и на ТВ. Она не учитывается каждым пишущим и каждым редактором - каждый просто хочет сказать правду, освободить читателей от неведенья, но никто ведь не думает о соседе, который хочет того же - в итоге сплошная невротизация населения. Это как с примером про автомобильные пробки. Каждый водитель посмотрел перед выездом в Интернете, где пробки и поехал туда, где свободно, но в итоге так сделал каждый, и все съехались в одном месте, создав невиданное столпотворение. Так стремление к свободе каждого порождает несвободу всех стремящихся. Парадокс.

( Read more... )

Внимание - это самый неоднозначный предмет в человеке

Будда говорил, правда, чисто методологически, что внимание - это самое дорогое в человеке.


Телеведущая о намечающемся эфире "Разговор с Путиным":

"Число обращений превысило полмиллиона". Улыбается, бедная, не подозревая, что это число не только признак востребованности Путина, а показатель также претензий к нему. А востребованность - это не бонус Путину, это необходимая норма для его должности главы
правительства.