nandzed | Кто не привязан, в небо улетит

Иногда кажется, что йогический способ растворения сознания - по примеру того, как это происходит при умирании - невероятное благо (если, конечно, дать труд его освоить, пока живой). Но труден - мало кому по способностям. Другой путь, очищения, отречения, тоже не вполне кажется людям благоприятным - когда говоришь им, что внутренне нужно расстаться со всеми своими близкими, полностью войти в состояние умирающего, которому пора прощаться со всем миром, людям подчас это кажется бесчеловечным - "как же я вдруг внутри себя откажусь от своего ребёнка?".

Да уж, если при жизни так сильно кажется тебе, что это всё это твоё - дети, люди вокруг, вопросы имущества и выживания мучают тебя, ты будешь сильно шокирован своей ненужностью после смерти, когда, как из расплавленного куска масла тебя извлекут, будто волос яка, и обнаружишь, что ты не соприроден ничему из того, что оставил, и бродишь по тобой покинутому миру, но уже следов не оставляешь в нём. Вот здесь истинный поэт уходит к мирам, которые предчувствовал, а бездарь останется посреди тягостных следов своей пустой фальшивой жизни.

Да, жажда постоянства в человеке крепче водки, но всё же когда "расслабляешь" внутренние связи с миром ещё при жизни, это только улучшает отношения, они перестают быть такими напряжёнными и трагичными. Хотя окружающим ты, вдруг изменившийся, может стать непонятен. Нет смысла все эти "сети" тащить с собой, чтобы потом, когда твоё неопытное сознание очнётся через трое суток, обнаружить, что там тебе ничто из этого не помогает, никто из оставленных в жизни тебя не слышит, что все твои бывшие интересы и заботы - это действительно сети, в которые ты сам себя запеленал по дурости - жизни-то уж нет, а сети-то от неё остались, и ты даже последние смертные часы не использовал для освобожденья. Воистину тщетен такой человек.

"За три дня до смерти ее поместили в больницу Кошон… Врачи откровенно сказали ее матери, что это «в последний раз»… «улучшения» больше не будет. Мать плакала тихонько, запершись в туалете, а дочь, чувствуя что-то, звала ее.
Анна надеялась.
Фундаментализм мой напомнил о практике пострига в монашество in extremis, и о случаях чудесного выздоровления.
– Время испробовать радикальное средство, – сказал я. – Вам нужно постричься в монашество.
– Ах, нет, – испугалась она. – Как же я буду? Я не готова. Монашенкой я жить не смогу!
У меня не было мужества сказать ей: вы умираете. Впрочем, не обесценится ли ее постриг, если она согласится – ради выживания? Она еще прикидывала, каково ей будет после выздоровления". http://russianmodernprose.blogspot.com/2011/11/blog-post.html