Расаяна и преображение практика

[nandzed]

Я размещал уже материалы о тибетской алхимии - расаяне, или чудлен История чудлен и О ВНУТРЕННИХ СПОСОБАХ ПРОДЛЕНИЯ ЖИЗНИ, ТАКИХ КАК ЧУДЛЕН И ПРОЧИЕ и Чудлен. Практика разрушения привязанности к пище

Хочется продолжить материалом из книги Кеннета Джонсона "Феномен Фулканелли":

Авторы, пишущие об алхимии, редко задавались вопросом, каково, собственно, воздействие эликсира на организм. Что происходит с человеком, который его принимает? Среди тех, кто касался этой темы, был и Жак Садуль. В своей книге «Алхимики и золото» он утверждает, что целью добившихся успеха адептов, получивших Камень и доказавших его подлинность путём трансмутации металлов, было «трансмутировать также и себя, принимая Камень дважды в год в гомеопатических дозах».

Далее он добавляет: «Существует очень мало трудов, в которых как-то затрагивалась бы тема физического и интеллектуального преображения адепта, и они представляют собою рукописи, погребённые в хранилищах великих библиотек Европы».

Однако ниже Садуль приводит слова архивиста Бернарда Хассона, бесстрашного исследователя, более двадцати лет посвятившего изучению неопубликованных манускриптов и других источников по алхимии. Он рассказал Садулю о своих открытиях, которые последний изложил в виде следующего резюме:

«Если принимать Философский камень внутрь, это приводит прежде всего к выводу из организма всех токсинов и болезнетворных микробов. У адепта быстро и внезапно выпадают волосы, ногти и зубы, но лишь затем, чтобы впоследствии отрасти вновь, более сильными и здоровыми, чем прежде. С этого момента и далее очищение организма от шлаков происходит исключительно посредством деятельности потовых желёз. Потребность в пище очень скоро сходит на нет. Следовательно, адепт, который ест лишь столько, сколько потребно для поддержания жизни, — образ совершенно вымышленный. На самом деле высший адепт ест только ради удовольствия, ибо у него больше нет естественных потребностей. Влияние Камня не ограничивается физическим телом; умственные и духовные силы философа возрастают десятикратно, но служат лишь средством достижения подлинной мудрости. Здесь кончается всякое человеческое разумение, ибо обычный человек не в силах последовать за Посвящённым в его новый мир».

Далее Садуль приводит подтверждения такому предполагаемому действию эликсира. Его информант, месье Хассон, нашёл свидетельствующий об этом документ в архивах семьи Сен-Клер Тюрго. Он был составлен в XVI веке личным врачом одного из тогдашних представителей семейства, занимавшего видный государственный пост. Как отмечает Садуль, отчёт не предназначался для публикации, и в других документах семьи ни алхимия, ни смежные темы более никак не упоминаются.

Вкратце история выглядит так.

Этот государственный муж имел отношения с некой дамой, которая приходила к нему домой каждый день в течение десяти лет. Дабы избежать ненужных сплетен, её всегда сопровождал верный престарелый конюший по имени мэтр Арно. Пока госпожа его проводила время со своим тайным возлюбленным, мэтр Арно убивал время в лавке местного химика, который посвятил более двадцати лет изучению алхимии. В один прекрасный день, как только Арно переступил порог лавки, хозяин кинулся на него и весьма взволнованно сообщил, что ему удалось наконец получить Камень и Эликсир. Он даже успел превратить дюжину оловянных ложек в золото.

Он показал Арно стеклянный сосуд с бесцветной жидкостью и предложил присоединиться к нему в дегустации эликсира. «В нашем возрасте это никогда не помешает!» — сказал аптекарь.

Он нацедил ложку жидкости и проглотил её, после чего передал сосуд Арно. Тот был человеком подозрительным и ограничился всего несколькими каплями. Сразу после этого его позвали к госпоже, которая как раз покидала дом своего возлюбленного. Он отдал эликсир аптекарю и ушёл.

По дороге домой его внезапно прошиб холодный пот, за которым немедленно последовал жесточайший приступ лихорадки. Слугу послали за аптекарем, но тот почти сразу вернулся и сообщил даме, что аптекарь внезапно умер.

Мэтр Арно быстро оправился от лихорадки, но у него начали выпадать волосы, ногти и зубы. Услышав эту историю, месье Сен-Клер Тюрго — возлюбленный дамы — решил расспросить конюшего лично, и старик рассказал ему всю историю от начала до конца. Сен-Клер купил лавку аптекаря со всем содержимым в надежде отыскать там эликсир, но ни он, ни мэтр Арно так и не смогли отыскать нужное вещество — сотни стеклянных сосудов стояли на полках, и ни один не был надписан.

Впоследствии советник рассказал эту историю своему врачу, который и записал её уже после смерти своего сиятельного пациента. В конце он приписал, что у мэтра Арно заново выросли волосы, зубы и ногти, и что, несмотря на почтенный возраст в сто двадцать три года на момент написания отчёта, он пребывает в превосходном здравии.

Разумеется, эту историю даже в изложении врача мы получили, по меньшей мере, через третьи руки, и свидетельство, таким образом, носит сугубо косвенный характер. Однако возникает вопрос, зачем квалифицированному врачу было брать на себя труд и фиксировать подобный инцидент, причём не для публикации, а для частного архива, если сведения эти были недостоверными или же выдуманными.

Неудивительно, что никаких сведений о внезапном просветлении мэтра Арно и взлёте его к вершинам космической мудрости у нас нет. Почему — понять относительно несложно. Лишь сам адепт в процессе производства Камня и Эликсира — а отнюдь не те, кому чисто случайно повезло употребить последний, — превращается в просветлённое существо, наделённое способностями к высшему восприятию.

И хотя свидетельство о случае с мэтром Арно стоит особняком, есть и другие любопытные отчёты о происшествиях подобного рода. И некоторые из них можно найти в индийской мистической литературе, в некоторых из вед и в аюрведическом источнике под названием «Сушрута-самхита». Доктор Эрик Триммер цитирует последний в своём «Возвращении юности»:

«Шестнадцать дней старец лежал без движения, лишённый волос и зубов. На семнадцатый произошло чудо. У него прорезались новые зубы и начали расти волосы — тёмные и блестящие. На пальцах появились новые ногти. По истечении семи недель он больше не был старцем и возродился к вечной юности».

Если бы этот текст не напоминал так сильно случай с мэтром Арно, жившим в то время, когда индийская мистическая литература была совершенно неизвестна в Европе, возникло бы сильное искушение списать его со счёта как некую разновидность народной легенды. Однако в Индии есть и другие истории о мудрецах и мистиках, доживавших до впечатляющих лет, проверенные и засвидетельствованные путешественниками, врачами или другими учёными. Имеются даже сообщения о значительном долголетии в относительно недавнее время — и причиной увеличения срока жизни был именно приём в гомеопатических дозах приготовленных алхимическими способами тинктур.

По крайней мере, три человека заявляли о значительной пользе, которую принесло им употребление внутрь «растительного золота» или «золотого масла», приготовленного английским алхимиком Арчибальдом Кокреном, о котором мы уже упоминали ранее на страницах этой книги.

Согласно писателю Кэммелу, Кокрен переехал в Брайтон, «где и умер на пороге окончательного триумфа несколько лет спустя — в 1950 году». Он описывает алхимика как блестяще образованного человека, «не знающего усталости и не имеющего возраста». Он прекрасно выглядел, в его густых тёмных волосах лишь слегка серебрилась седина.

Вот что пишет о нём Кэммел:

В разное время я получил от него два сосуда с эликсиром золота. Доза составляла несколько капель, и принимать их нужно было в вине. Приносимая им польза поразила меня. Во время германских авианалётов в 1940 году, когда меня постоянно вызывали в отряд противовоздушной обороны, эликсир оказывал колоссальное бодрящее действие; принимая его, я почти не испытывал усталости и нервной депрессии, очень мало нуждался в сне и пище и выглядел и чувствовал себя чрезвычайно здоровым и полным сил. На вкус и запах этот эликсир походил на сладчайшие цветы, цветом же напоминал светлое золото. Алкагест же, или Универсальный растворитель, почти бесцветен, прозрачен, подобно воде, а на вкус совершенно огненный, куда в более значительной степени, нежели спирт».

С экзотерической точки зрения эффект здоровья, долголетия и жизненной силы, приписываемый эликсиру, достигается также занятиями йогой и медитацией и соблюдением диеты, которые, впрочем, полезны в любом случае. Но если принять во внимание древние алхимические традиции, сохранившиеся в этой колыбели мудрости, не имеет ли смысла предположить, что в деле замешаны и ещё какие-то неизвестные ортодоксальной науке практики?

Любопытно, что современный мистик, маг и философ Георгий Иванович Гурджиев (1877–1949) упоминал в своём учении такие практики. Гурджиев считал, что в некотором смысле большинство нормальных людей слепы к истинной реальности; они похожи, скорее, на автоматы, управляемые внешними факторами, и контролируют свою жизнь не в большей степени, чем машины, которые вряд ли в состоянии самостоятельно влить в себя топливо, необходимое для их функционирования.

Вот что он говорил Петру Успенскому, бывшему некоторое время его учеником:

«„Человек-машина“, у которого всё зависит от внешних влияний, с которым всё случается, кто сейчас представляет собой что-то одно, в следующее мгновение — другое, а ещё через секунду — третье, — этот человек не имеет никакого будущего. Его закапывают в землю, и это всё. Прах возвращается в прах. Эти слова относятся к нему. Чтобы говорить о каком-то виде будущей жизни, мы должны иметь некоторую кристаллизацию, некоторое сплавление внутренних качеств человека и известную независимость от внешних влияний. Если в человеке есть нечто, способное противостоять внешним влияниям, тогда это нечто окажется способно противостоять смерти физического тела».

...В своей «Восточной магии» сейид Идрис Шах рассказывает о некой женщине — нашей современнице, — которая своими глазами видела растение сома и держала его в руках. Она участвовала в сборе растения, экстракции его соков и ассистировала индийскому алхимику в последовавшем за этим сложном и утомительном двенадцатидневном процессе превращении кусочка серебра в равное количество золота при помощи полученного экстракта. Когда женщина отнесла полученное алхимическим путём золото к ювелиру в близлежащий городок, тот немедля предложил купить его, так как был совершенно убеждён в его подлинности.

Звали эту даму Морейг Мюррей-Абдулла. Она была шотландкой по происхождению, но вышла замуж на афганца и к тому времени, когда Идрис Шах писал свой отчёт, уже прожила на Востоке более тридцати лет.

Имя алхимика было Акил-хан, и жил он в пещере. Мадам Мюррей-Абдулла не уточняла, где именно она находится, но описывала Акила как «высокого мужчину той жилистой пуштунской расы, что так хорошо известна в Кхибере. Он был худ, носил бороду и тюрбан и кожу имел цвета красного дерева». Одет он был в грязно-белые штаны и старую солдатскую рубаху.

Не говоря лишних слов, Акил-хан дал мадам Мюррей-Абдулла и её проводнику Ахмеду по пустой пинтовой бутыли и повёл в глубину джунглей, где росла сома. Пройдя примерно четыре мили, они нашли сому. Путешественница описывает её как «высокий одуванчик». Алхимик показал своим помощникам, как правильно ломать стебли и сцеживать «молочный сок» или живицу в бутыли. За этим занятием они провели около двух часов.

По возвращении в пещеру алхимик отослал Ахмеда и мадам Мюррей-Абдулла домой, но на рассвете следующего дня они вернулись. И на этот раз они снова пошли в джунгли и по прошествии трёх часов оказались на лесной поляне, где Акил-хан принялся собирать из русла ледяного ручья какую-то светло-жёлтую глину. Завязав чуть менее двух килограммов глины в тряпичный узел, они пустились в обратный путь.

В пещере алхимик сделал из глины две глубокие чаши каждая сантиметров пятнадцати в диаметре. Их поставили сушиться на солнце, а двоих помощников опять отпустили.

Следующий день они посвятили сбору твёрдой тёмно-коричневой древесины от разных видов деревьев. На четвёртый день они отправились в каменоломню, откуда принесли серые, кубической формы осколки скальной породы размером примерно с крикетный мячик. На пятый день внутри небольшого полукруглого земляного вала устроили место дня очага. Сначала на землю положили лист «бумаги с нарисованными на нём квадратами», затем то самое тёмное дерево, затем уголь и высушенную кровь белой козы, которую измельчили в порошок и смешали с мускатным орехом, корицей и другими благовониями.

Алхимик объяснил им, что огонь нужно будет непрерывно поддерживать в течение четырёх дней. Если он погаснет, весь процесс нужно будет начинать сначала. Однако разводить огонь нужно исключительно в новолуние.

Тем временем Акил-хан составил гороскопы обоих своих помощников, чтобы убедиться, что в них нет никаких неблагоприятных сочетаний планет. Далее на землю положили квадратный кусок холста со стороной приблизительно в метр и поставили на него обе чаши. Почти пятьдесят метров хлопковой ткани порезали на полосочки в два с половиной сантиметра и положили на холст. Оставшуюся часть глины развели родниковой водой, пока она не приобрела консистенцию сливок. В одну из чаш положили кусок камня размером с небольшой абрикос и кусок серебра размером с кубик сахара. На всё это сверху вылили около двух столовых ложек сока сомы.

Далее Акил-хан накрыл первую чашу второй и крепко их запечатал, обмакнув полосы хлопковой ткани в глину и плотно обвив ими получившийся сосуд. Далее импровизированный тигель ещё сильнее обмазали глиной, поставили в огонь и засыпали горячими угольями.

Тигель должен был пребывать в состоянии белого каления в течение семи дней и ночей, а двое помощников по очереди несли вахту, поддерживая огонь. Акил-хан время от времени с подозрением поглядывал на небо, «как европеец обычно смотрит на часы». Он предупредил их, что «нельзя ни разговаривать, ни смеяться, ни радоваться, ни сомневаться. Во время дежурства нельзя также ни есть, ни пить!».

По истечении указанного периода времени Акил-хан достал из огня красный от жара глиняный шар и положил его остывать в кучу песка. На это потребовалось ещё двенадцать часов.

После этого шар был вскрыт, и внутри обнаружился «кусочек жёлтого металла». Акил-хан отдал его мадам Мюррей-Абдулла и сказал: «Отнеси его к золотых дел мастеру, посмотрим, золото ли это».

Когда та заколебалась, алхимик ушёл в глубину пещеры, принёс большой холщовый мешок и вытряхнул его содержимое на землю. Там оказалось около пятидесяти других слитков, «точно таких же, как тот, что был у меня в руке», вспоминала мадам Мюррей-Абдулла.

«У меня, как видишь, есть и другие, много-много других», — сказал ей алхимик.

Ещё он сказал ей, что, когда начинал, у него тоже были серьёзные сомнения. На овладение Искусством ему понадобилось тридцать лет.

«Тридцать лет на воде, орехах и ягодах, тридцать лет голода, созерцания и экспериментов».

Ему пришлось выучить астрологию, научиться приручать животных и читать знаки в природе. Он начинал с неправильной или же намеренно искажённой формулы, которую вынужден был исправлять путём проб и ошибок. На то, чтобы определить места, где встречаются необходимые ингредиенты, ему потребовались долгие годы.

Когда мадам Мюррей-Абдулла спросила его о планах на будущее, Акил-хан только пожал плечами. Пять лет назад он окончательно усовершенствовал свой метод и с тех пор непрерывно занимался производством золота.

«Я не могу больше ничего делать, — сказал он. — Да я и не хочу. Но какой от всего этого прок? Я сделал всё, против чего предостерегал меня мой учитель. Это уже превратилось в одержимость…

Какой в золоте прок? Может ли оно вернуть жизнь и молодость? Я стал его рабом. Я не в силах противиться ему. Я не могу и не хочу отдать, продать или подарить его кому-нибудь. Но почему это так, я не знаю…»

В грустной истории Акил-хана узнаётся то, чему учил Гурджиев. Он со всей очевидностью следовал по одному из традиционных путей, обеспечивающих развитие лишь в одном направлении при полном пренебрежении остальными. В чём-то он был сродни факиру, который может достичь внутреннего чувства просветления после долгих месяцев самоистязаний — но исключительно за счёт прочих свойств человеческой натуры. Или монаху, чья слепая и узконаправленная вера не позволяет развиться ни телу, ни эмоциям.

Акил-хан постиг искусство создания золота, но так и не смог произвести Эликсир…

Он был великолепно настроен на тонкие течения природы и космоса, но оказался не в силах достичь высшего просветления…

Судя по всему, он не был истинным состоявшимся алхимиком и не смог бы стать Совершенным Человеком суфиев или пройти до конца четвёртый путь Гурджиева.