nandzed | "Мы используем друг друга, чтоб заполнить пустые места"

...и многие сами отсылают себя в теперь уже виртуальный быт шестидесятников, а то и раньше, вращая ум свой среди высказываний и обихода того времени и тех лиц, периодически подогревая себя чтением интервью, например, Натальи Горбаневской, как она общалась в те поры. Эта всегдашняя российская отосланность в прошлое достала смерть как. Единственные, кто были не в этом - футуристы (ну, тем и положено было по статусу, кроме просто сердечного произволения)))), да первые поэты ранних времён - Ломоносов, Державин, Пушкин, Баратынский, Языков. А нынче, кажется, делается всё, лишь бы не осознавать сегодняшнее - в поэзии, в искусстве вообще.

Казалось бы, критики могли бы наконец заняться осмыслением, но глянешь на их письмо, тоже тошно - осознание заменяется просто отзеркаливанием, когда текст критика набит доверху и буквально состоит из отображений своих объектов - будь то поэзия или проза. В случае прозы критик попросту пересказывает (кратко) то, что почему-то (остаётся за рамками) привлекло его внимание. В случае поэзии текст критика вдруг начинает состоять из метафор, как бы полностью отвечающих строю обсуждаемой поэтики. Например, некий поэт, по мнению критика, " выходит за границы реальности, сюрреалистически преломляет мир, заглядывает в бездну доисторического, досознательного, старается уловить неслышные другим звуки — и вряд ли их слышит, но чувствует всем своим существом, ловит внутренним слухом нечто неразборчивое, будоражащее. Уже в первых его стихотворениях появляются эмоционально и предметно перегруженные образы, способные повергнуть читателя в замешательство...". Эти слова могут быть сказаны про кого угодно. Почти про любого. На свете тысячи стихов такого свойства - а значит, индивидуальность поэта либо не схвачена, либо её попросту нет. И то, и другое не понято критиком и не сообщено нам.

Мне могут сказать - это вырвано из контекста! Но, простите, никакого контекста, кроме имён, я не скрыл. А имена как контекст, извините, это просто хорошо налаженный, но сугубо вторичный литпроцесс. Проставь я сечас имена критика и поэта, как сразу с десяток моих френдов, укоренённых хорошенько в литпроцессе, обросших друзьями и недругами, возмутятся - да как ты смел гнать на нашего "имярек". Хотя речь обличает этого "имярек" и без имени.

Вот, например, далее: "Поэзия для ..... — высший способ познания жизни, в отличие от рассудочности, здравого смысла; поэту мало острой наблюдательности, которая все-таки остается для него лишь способом поверхностного восприятия чувственного мира; в видимом он выявляет невидимое, а невидимое делает зримым. ........., поэт русский, выражает невыразимое с помощью образов-символов, и потому представляется мне, говоря несколько возвышенно, «поэтом мира», то есть, другими словами, поэтом, образы и символы которого могут быть понятны разным народам и разным эпохам. Сказать, что его к этому зовет «поэтическая страсть», «поэтическое восприятие мира», мало; заглянуть в тайны до-вещественного, до-зримого, до-осмысляемого поэту велит сама природа его естества.

Смысловые темноты здесь и там зияют в его стихах; то ли слова гонятся за смыслом, то ли смысл за словами. И что делать читателю: вдумываться ли, останавливаясь, задерживаясь на каждой строке, либо послушно отдаться потоку дикарской образности, двигаясь по течению, едва успевая, а то и не успевая понять (хоть и скорость течения зачастую — как в замедленной съемке), что происходит в движущихся, непрестанно творящихся мирах и пространствах поэта, на которые он смотрит через увеличительное стекло — порой дистанцированно, отстраненно, и увиденное сразу же превращается в рисунок, картину, метафору. Думаю, что в любом случае оба варианта по-своему хороши и оправданны, поскольку, во-первых, стих поэта настроен музыкально, и во-вторых, засловесный мир в стихотворениях оказывается гораздо важнее самих слов; слова — вынужденная необходимость очертить то запредельное, мистическое, куда напряженно вглядывается автор".

Боже, какие общие места, сборище трюизмов! А, меж тем, написано о совершенно конкретном, живом человеке. Но написано так, будто заполнили некое пустое место. В этом мне видится основная мерзость современной критики. Мнге жаль, если вам это не видно и не понятно.