Россия и производство человеков низкого качества

[nandzed]

Оригинал взят у o_k_kravtsov в Дима Быков все же лирик по природе:

Дмитрий Быков // "Профиль", №48, 26 декабря 2011 года

По наводке tivi_2, взявшей оригинал у jewsejka в Дмитрий Быков // "Профиль", №48, 26 декабря 2011 года

ПОСЛЕДНИЙ ВЫБОР

Политические итоги года безрадостны. Власть и общество, как это почти всегда и бывает, портились одновременно.

У власти сегодня нет ни новых слов, ни убедительных сценариев, ни морального авторитета. Все хорошее, о чем отчитался Дмитрий Медведев в идиллическом президентском послании, достигнуто не благодаря, а вопреки местной политической системе. Если оценивать работу власти не по количеству открытых детских садов и даже не по уровню инфляции, а все-таки по тому человеческому материалу, который это общество продуцирует, — в России очень нехорошо. Александр Мамут, вероятно, один из самых умных представителей российской элиты, в недавнем интервью заметил, что всякая страна в первую очередь производит именно человека. Россия производит сейчас — по крайней мере в массе — плохого человека с очень сильной тенденцией к предательству всего. Когда-то он готов был предать свободу ради стабильности (и предал). Сейчас он готов предать стабильность, ради чего — еще не решил, просто надоела. Ему подсовывают разные варианты — от свободы до погромов. Все негативные прогнозы более чем убедительны. Проблема в одном: выбор ведь остался только один. Либо хорошая, полноценная смерть, либо плохая жизнь.

Что плохая — это надо сказать с черчиллевской прямотой. Все былые навыки утрачены, договоро-способность почти на нуле, оппозиция немедленно перессорилась. Консенсусных фигур, в самом деле, почти нет, последней такой консенсусной фигурой был и остается Путин. Когда-то его дружно любили, теперь почти так же дружно ненавидят — это касается и масс, и элиты, начинающей его понемногу сливать. Первые и самые хитрые уже побежали с корабля — подумать, до чего мы дожили! Владислав Сурков назвал митингующих "меньшинством, но каким меньшинством!" — это он, конечно, прикалывается, наблюдая, как это самое меньшинство обрадовалось комплименту от презираемого им политика. Власть готова к компромиссу не потому, что испугалась Болотной и проспекта Сахарова — бояться тут, прямо скажем, пока нечего, — и даже не потому, что сознает свою нелегитимность (плевать она хотела на всякую легитимность). Власть не монолитна внутренне, сама себе надоела и ничего не может предложить. Все завоевания свободы в России — это пока не наши успехи, а их внутренние слабости и провалы; революция у нас, как всегда, результат провала верхов, а не протестной активности низов. Радоваться совершенно нечему, кроме одного: вместо комфортного, под общим гипнозом, сползания в бездну страна все-таки, как всегда у нее бывает, в последний момент включила инстинкт самосохранения и предпочла долгий, мучительный, вовсе не обреченный на удачу путь возвращения к норме. Это и не совсем наш выбор, грубо говоря, это обстоятельства так сложились. История поставила на "нас" и положила на "них".

Кто такие эти "мы", опять-таки предстоит определять заново: очевидно, что определение будет неполитическое и уж подавно неэкономическое. Сегодня "мы" — те, кому надоело расчеловечивание; те, кто устал от диктатуры "прагматизма" и "формата"; те, кто не готов к тотальному оболваниванию наших детей и вымариванию наших стариков. "Мы" — те, кто не готов отдавать еще двенадцать лет своей жизни на имитацию. "Мы" — не националисты и не либералы, а те, кто хочет играть по правилам. Старые оппозиции сняты, новые только формулируются, но уже очевидно: главный раскол — между подлостью и приспособленчеством, с одной стороны, и хоть какими-то моральными принципами — с другой. Скажем, стучать начальству Лазаревой и Шаца, сообщая, что они ходят на всякие там митинги, как это сделала Тина Канделаки, сама бегающая на разные там митинги, — очень нехорошо. А тот факт, что Лазарева и Шац вовсе не Мартин Лютер Кинг, имеет здесь второстепенное значение: они не стучат на Тину Канделаки, и этого достаточно.

Общество почувствовало моральную тошноту. Обществу надоело быдло в качестве идеологов. Общество устало от откровенной русофобии: "У нас народ-то знаете какой? Поэтому давайте его не провоцировать, а лучше еще поспим лет шесть при Путине..." Страна понимает, что еще шесть лет сползания к территориальному распаду и моральному разложению — роскошь, которую она позволить себе не может. И потому она все-таки выбирает холодное, зябкое, неуютное пробуждение. Замерзающему меньше всего хочется шевелиться — холода он уже не чувствует, — а потому кричит на всех, кто его тормошит, будит, оттирает снегом: он не хочет обратно, ведь здесь так холодно. Он почти уже там, где несть ни печали, ни воздыхания.

Сейчас на улице действительно холодно.

Но, как сказал мне девяностотрехлетний полковник в отставке Петр Горелик, петербуржец, друг Самойлова и Слуцкого: "Москвичи! Когда я в сорок первом защищал ваш город, я о метели не думал".