Паскаль. Пьер Пейролл

Неприспособленные...

Я даже тогда не понял, стал он смотреть мой спектакль или не стал. Хотя мои реалистические тексты и истории ему вряд ли были любопытны. Он записал мне на бумажке телефон. Когда я попытался ему перезвонить, выяснилось, что телефон он записал неправильно. В номере не хватало одной цифры. И именно это напомнило мне прежнего Андрея (улыбка).

А вот теперь я узнал, что он умер. У меня есть предположение, почему и по каким причинам он ушёл так рано. Но я не хочу их высказывать. По этим причинам ушло так много поэтов и музыкантов, которые вдыхали воздух конца восьмидесятых и начала девяностых, а выдыхали чистые звуки. Те самые, нежные и при этом бескомпромиссные, собственно, потому что не знали, как пойти на компромисс… От них почти никого не осталось. Я говорю о тех, для кого не важно было, где играть концерты – на кухне, в ДК или на стадионе, для которых любое место было мастерской, любая поверхность – холстом, и любое пространство – выставочным залом, для кого любая пьяная затея была перформансом и практически любое застолье – инсталляцией… Я таким никогда не был. Я всё время чё-то трудился. И часто сердился на таких художников, музыкантов, поэтов. Уж больно легко у них всё получалось. Чересчур сильно их любили и заботились о них те женщины, которых они делали несчастными. Как-то они могли вовсе жить без денег, прописок, трудовых книжек и прочих социальных признаков. А вот теперь их практически не осталось. Андрей прожил дольше многих. Горюю по тому времени, которое во многом освещено именно им. Тоскую по лёгкости и романтике, которая от него исходила.

Он не смог измениться и даже понять того времени, которое пришло. В каждом городе наверняка были такие свои яркие вспышки…