2012-01-02
Тяжелый денёк для начала недели
![]() |
Вода-ветер - "Разделение". Разлука с духовным наставником либо с духовными друзьями. В этот период создаются условия для клеветы, злословия, ссоры а также нанесения поражения врагу.
Большая комбинация
25 "Истощение". Забирает и людей, и имущество.
( Read more... )
Жизнь паранеллатона
Ну, вот, кто обещал меня не покидать, сделал это при первом же поводе. "И плачу по себе, покинутому вами...". Эриний лёгкие погони. Каждый, в итоге, пасёт, втайне от себя (чтоб можно было говорить о бескорыстьи чувств), свою душевную пользу - чтобы е г о не убивали, не ранили. В общем, люди в своём репертуаре - живут возле тёплых морей без напряженья, не страдая от одиночества и, мягко говоря, физически не тратя себя особо ни на что, муж под боком, развлеченья, а виноватым всё равно оказываюсь я - больной, ходящий по дому, как медведь-шатун - враскачку, но осторожно - чтобы не мешалась в голове баланда мира, что виден с седьмого этажа. А впереди - ещё 13 лет падения Венеры. До счастья я вряд ли доживу. Буржуазным "друзьям" ко мне не обращаться. Филистеры. Загрызу. Потери лишь организуют. Ни слова. Берегитесь!
Не замыкайтесь на "Человеке играющем"

Хёйзинга Й.
Тени завтрашнего дня.
Человек и культура.
Затемненный мир
Книга включает социокультурные работы выдающегося нидерландского историка Йохана Хёйзинги (1872-1945). В эссе Тени завтрашнего дня исследуются причины и возможные следствия духовного обнищания европейской цивилизации в преддверии надвигающейся катастрофы — Второй мировой войны. Статья Человек и культура обосновывает нерасторжимое единство этих понятий. В эссе Затемненный мир содержится краткий историко-культурный анализ событий многовековой жизни Европы, и на его основе высказывается прогноз о возрождении культуры в послевоенный период. Произведения Й. Хёйзинги отличают глубина и высокий гуманизм, они провозглашают и отстаивают неизменную ценность духовной свободы. Книга предназначена как специалистам — историкам, философам, культурологам, — так и широкому кругу интеллигентных читателей.
( ДАЛЕЕ... )
Ровно год назад в этот день...

...я писал - что задумывал сделать за год...
1. Выжить. (Выжил - благодаря нескольким людям, за что им спасибо, надеюсь ещё оправдать их доверие. Предателей прошу удалиться)
2. Дышать свободнее, несмотря на привычку к тюрьме своего обихода. (Дышу, кажется свободнее - но, наверное, опять же - благодаря поддержке нескольких людей - среди нет никого, с кем я когда-то работал бы, для кого что-то делал бы, среди этих никто не шевельнул пальцем - все помогающие мне никогда меня живьём не видели, вот как бывает. Отдельное спасибо - девушке с нежным прозвищем Бамбук, научившей меня "поднимать небюо":)))
3. Писать стихи. Чувствую возможность вздохнуть. (Да, пишу, очень трудно - не могу себе позволить писать всякую чушь, на которую изводят килобайты литераторы - рвал бы на куски этих доителей дохлых жаб)
4. Помочь семье - стать редактором нон-фикшн.(Семьи уже нет, считай, никакой - этот год показал, что работать практиически не получается, не хватает тривиальных качеств - здоровье не позволяет - поэтому пришлось бороться с недугом, зато эта борьба была успешна, свидетели - дырявые вены, сниженный вес, ушедшая почти головная боль - осталось, правда, дикое головокруженье и прочее подобное обессиливание, но боль как главный фактор ушла)
5. Закончить повесть о Хань-Шане. (Я её даже не продолжил - по той же причине, что и редакторскую работу, если конкретнее - на фоне головных проблем я слишком много думаю о прозе как о процессе, чем участвую в нём)
Всё.
Год назад без самосожаленья
Может быть, века пройдут,
И блаженных жен родные руки
Легкий пепел соберут.
Ага...
Вкусив познанья в мёртвом теле,
века, как насекомые, уснут
Теперь Сатурн атакует:
Что быстрее - пуля или жизнь?
Не будь похож на кожаный мешок для масла,
На камень, спящий в глубине ручья, -
Нет смысла всех касаться безучастно.
Жить мимо мыслей душных, не любящих себя миров удастся ненадолго...
О, кино!
"Мои ночи прекраснее ваших дней". Точно. Если бы не прочитал в предисловии к фильму, что герой теряет память, не догадался бы, чем эта лента отличается от "Андалузского пса". Пафос. Но если не относиться к этому как к чему-то непременно полезному и отбросить утилитарность, вдруг оказывается, что эта весточка - прямо для меня. Из моего вечно-живого никогда.
Пафотическое
Два бурных теченья
Горовиц, исполнящий Шопена - это совершенство личного прочтения. Его исполнительское искусство столь велико, что в этом пространстве он может свободно применять потребности своей души к проговариванию фраз Шопена. Даже Рубинштейн, тоже открывающий пространство в Шопене, однако, не смеет шевельнуться в нём! А уж о современных исполнителях... Мелко плавающие пустозвоны.
Амфитеатровский "Демон". Анекдот
- Слушайте, Лермонтов, почему же вы Демонов пишете, а грамотным людям не показываете?
( Read more... )
Национальная черта
Молчание Чехова
О покойном А.П. Чехове живая, остроумная М.М. Читау выразилась однажды:
- Он у меня все стулья промолчал.
Как-то раз в 1895 или 1896 году в Москве же устроился у меня маленький литературный обед. Приехал Антон Павлович. Он был нездоров и не в духе, общество подобралось неудачно, как-то неожиданно и случайно согласованное, время шло вяло, разговор вязался плохо, поминутно прерываясь паузами... Было отчаянно скучно. И вдруг в одну из печальных пауз раздается в конце стола голос шестилетнего сына моего, Владимира, уныло рассуждающий вслух:
- У всех гости - как гости, а у нас - ну уж и гости у нас. Чехов всегда молчит, как рыба. Имярек что ни скажет, то соврет...
Залп хохота не дал ужасному ребенку договорить свои обличения. Как чувствовал себя я, хозяин и родитель, легко представить. Но - enfant terrible выручил-таки. Чехов рассмеялся, развеселился, сделался жив, разговорчив и остроумен, как даже редко я его видал.
А. В. Амфитеатров
Испытания. Мирские чувства
Хадрат Омар, сын Османа из Мекки, написал Джунайду, Шибли и Харири следующее послание:
"Ужасы, подстерегающие человека на Духовном Пути таковы, что никому не следует отправляться в это странствие, если он не способен преодолеть две тысячи ревущих водопадов и взобраться на две тысячи полыхающих пламенем гор. Человек, не готовый вынести эти испытания, не смеет называть себя Искателем".
Джунайд, прочитав послание, заметил:
"Я прошел лишь одно из этих испытаний".
Харири сказал:
"Я сделал лишь несколько робких шагов по этому пути".
Шибли сказал:
"Я не заметил даже признаков подобных испытаний".
Тогда раздался голос свыше:
"Те, кто представляет такие испытания как нечто ужасное, а не как необходимое преимущество, те, кто угнездился в своих страданиях, вместо того, чтобы пройти сквозь них, такие люди - не суфии, не люди духа, но люди чувств. Они принадлежат этому миру и воображают, что в мирских чувствах есть нечто грандиозное".
