Необъяснимая печаль раскрыла два огромных глаза

[nandzed]

Осип Эмильевич, с днем рождения! Отсюда навсегда! И не нужно рыть в воздухе могилу!

Этот воздух пусть будет свидетелем —
Безымянная манна его —
Сострадательный, темный, владетельный —
Океан без души, вещество...

Шевелящимися виноградинами
Угрожают нам эти миры,
И висят городами украденными,
Золотыми обмолвками, ябедами,
Ядовитого холода ягодами
Растяжимых созвездий шатры —
Золотые созвездий жиры...

Аравийское месиво, крошево
Начинающих смерть скоростей —
Это зренье пророка подошвами
Протоптало тропу в пустоте —
Миллионы убитых задешево,
Доброй ночи! Всего им хорошего
В холодеющем Южном Кресте.

1 марта 1937

 

Милая, уйдем. Здесь холодно и неуютно.

Лепнина пьяная на потолке вповалку спит,

Я забываюсь поминутно,

А смерть мои пеленки золотит.

 

У города, у рога, у царя

Погибелью полны моря,

Где мыслит влага завитками.

Я освежаю тебя глотками,

Градирнею чужой, блаженной глоткой,

Доской гладильной, бессмертной лодкой.

 

Слова мне подаются Христа ради,

Строка питается чем Бог пошлет –

Вся сладость голосоведения в разладе,

Как милость, с неба упадет.

 

Хоть небо легкое, как тело юной Гебы,

Что мне с того? Я ей представлен не был.

У нас и тень так тяжела, что, коль упала,

Так не подняться ей до Страшного суда.

Не оставляя ни следа, она лежит на чем попало.

 

Земная жизнь похожа на часы

И так же равнодушна без оглядки.

С тупым упорством я сдвигаю пятки

По направленью к взрыву, чтоб, росы

В последний раз напившись, испариться

И там, паря и сохраняя высоту

На должном уровне температуры,

Не то чтоб голый, просто без фигуры

Явлюсь я Господу начистоту.

 

Ты знаешь, что такое смерть?

Как девушка играет в куклы –

Ты поплывешь в ладошке утлой,

А ниже – что-то от мировой глуши,

Пещь огненная, где дышит алфавит.

В твоем аду не видно ни души.

 

Когда не дышат ни почва, ни судьба,

Гони беспечного раба

К концу времен, в суды и трубы,

Когда полопаются ко всем чертям

Все кровеносные и прочие сосуды,

Подымется в цене любая крестовина…

 

Последнее, что унесу в своем мозгу, -

Не бред сминаемого пластилина,

Но, выпрямляясь на бегу,

Уже чужой для адского сретенья,

Я память о тебе приберегу,

Как фотографию с смещенной светотенью…

 

…Свора борзых колоколец взапуски,

Вырастают позвонки вперегонки.

Один молится-звенит «дин»,

А другой поет-зовет: «В бой!»,

Звонари от колыбельных от первин

Языков не чуют над собой.

 

По басовым подстилкам в бега,

На колючих летейских снегах

Где-то падают трели погреться,

Милый гам этот русскому сердцу.

 

Там качают нашу смерть, -

Отголоски – подголоски,

Мелочь, жертвенная медь.

Оторваться б от березки,

Вчуже золотом запеть…

 

Узник темный и глухой,

В воздухе могила,

Ты из воздуха воскреснешь,

Слово – Божья сила!

 

Семь светилен золотых,

Голос, шуму вод подобный,

Ты не бей меня под дых

В невесомости утробной!

 

…А из рога голубого –

Ни рыдания, ни стона.

Берег – пеной утепленный,

Как замазкою оконной.

 

От магнитных бурь хмелея,

Напевая свой псалом,

Ходит рыба подо льдом.

Лед – как небо Птолемея…

 

Забывшись, смерть становится лицом,

На пальце золотым кольцом.

Напрасно вы трудитесь разговором

И пыль сдуваете с венца -  

Свобода не удержит беглеца

При всех открывшимся позором,

А перед Богом нет лица!

 

Ему теплее, чем сгоревшей спичке,

В кандальной брачной перекличке

Где по дугам, где из-под земли

Окликают его корабли.

Он лежит, не чуя морозца.

На заре сдвигают со звоном вдали

Горячие, как молоко, колокольца.

 

1994 г.