Твои принципы, ты с ними и живи
Jan. 17th, 2012 07:25 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)

Лёня Фёдоров: Когда-то я ходил со знаменами на демонстрации. В школе мне это нравилось. Знамя на плечах несу, все отлично, музыка играет. А уже в институте я это терпеть не мог. Я думал сначала, что по идеологическим причинам. Просто от нелюбви к совку. Но когда потом увидел таких же озверевших людей, которые якобы защищали свободу и демократию… Для меня они такие же. Такие же, как те, что шли на Красную площадь 7 ноября и 1 мая. Разницы никакой. Борьба за идеалы, за принципы... Твои принципы, ты с ними и живи.
...Самое смешное, что дело не в людях. Что бы люди ни делали, страна все равно разваливается, катится вниз неостановимо.
...Я и в 1991-м знал, что нельзя бороться. Бессмысленно. В итоге само ведь все и рухнуло. Рухнуло, потому что должно было рухнуть. Мне не нравятся те, кто кричат за, и те, кто кричат против. Не нравится сама атмосфера, лишенная добра и спокойствия. Любое несчастье — и тут же у журналистов улучшается настроение, все такие бодрые, активные. У дикторов появляется уверенность в голосе. Как будто ждали. А потом прошла буквально неделя, ну, месяц. И всё – тишина, новые интересы. Так было даже с Бесланом. Просто пошли дальше и всё. Это самая ужасная вещь, страшнее ничего не было. Дети погибли, а за их смерть никто не ответил. Но теперь всем интересны выборы, эти два президента. Беслана не существует. Вот показательный пример. Как можно после этого принимать их всерьез?
РЖ: А по-моему, вас просто раздражает всё массовое: массовая политика, массовое искусство. Как у Монтеня: «Увидишь толпу – отойди».
Л.Ф.: ...Я как-то спросил Анри Волохонского, который уехал отсюда еще в семидесятых: как вам жилось в Питере? Он говорит: нас было десять человек, остальные – мудаки. Вот и всё.
РЖ: Нынешняя ностальгия по советскому связана еще и с этим: считается, что запрет стимулирует творческую активность...Вот вы сказали про Волохонского. Было десять человек, остальные – враги. Может, это и стимулировало?
Л.Ф.: Если б стимулировало, он бы здесь и сидел. А что стимулировало Данте? Когда его ненадолго оставили в покое, он написал кусок «Ада», а когда он был в изгнании, написал «Рай». Какое отношение это имеет к таланту? Талант – абсолютно независимая вещь. Чего там стимулировать? Это все бред, сама эта логика. И какие, собственно, классные вещи появились? Тот кошмар, который продолжался семьдесят лет, там ничего хорошего не могло быть. Это была инерция классического периода. Люди, которые еще застали ту страну, прежнюю Россию, вот они были. А дальше-то что, после них? Забыть и не вспоминать. Литература, созданная вне свободы, она… Это такая гигантская ложь, которая до сих пор тянется. Я не могу читать современных писателей, потому что они все еще там, тащат все эти девяностые годы и все, что раньше. Кому это надо? Это же нечеловеческая жизнь. Ад, чистилище. Или надо быть настолько выше всего этого, как Данте, иметь столько юмора…
...
РЖ: Я где-то вычитал, что изменения в музыке так или иначе связаны с изменениями в обществе. Вплоть до ритма, гармонии. Это фантазии или факт?
Л.Ф.: В древнем Китае советники при императорском дворе очень чутко относились к музыке. Считалось, что если появляются диссонансы, не знаю, придумали это или нет, то в государстве большие проблемы, кризис. Это индикатор такой, причем очень точный. Но, конечно, только в том случае, если автор музыки не кривит душой, если он сочиняет честно. В какой-то момент я решил прослушать все симфонии Шостаковича. У нас тогда в Израиле был концерт, а после мы там на неделю остались. Я купил подарочный СД-сет, все пятнадцать симфоний. Сидел и слушал. И с каждым днем становился все мрачнее, а потом уже вообще ни с кем не разговаривал. Седьмая симфония — ужасная музыка. Считается, что она о войне, но это не так, конечно. Он написал ее, когда пересажали всех друзей, когда он сам, идя на работу, брал портфель с вещами, потому что не хотел, чтобы сын видел, как его арестуют. Я слушал в день по симфонии. Под конец 13-я, 14-я – жуть просто. По сравнению с ним какой-нибудь там даркнойз — веселая танцевальная музыка. Ну вот. А потом поставил третью симфонию Малера. Тоже не самое простое произведение. И вдруг перед глазами появилось солнце, море. Не самая веселая музыка, но она спокойная, свободная, дышит жизнью. И написана в соответствующую эпоху. Я не верю, что искусство может как-то влиять на жизнь. А вот наоборот – да. Появляется диссонанс, значит, что-то в стране не так.
http://www.russ.ru/Mirovaya-povestka/Praktika-dissonansa