Своим Учителем он считал да Винчи

[nandzed]

caos4 СООБЩАЕТ: В Новом Манеже выставка Анатолия Зверева из сожженной коллекции Костаки. Открыта только до 30 июня. Кто может - не пропустите! Там же демонстрируются фильмы: "Садись, детуля, я тебя увековечу", где Немухин, Плавинский и Шмелькова рассказывают и вспоминают о художнике; а другой - и, по-моему, совершенно гениальный фильм "Аз, Анатолий Зверев" 2009 года А. Долгина и И. Юсуповой.

Сразу чувствуешь стиль эпохи, и ясно, что этот стиль отнюдь не вторичен. Там дан монтаж из старых фильмов "Июльский дождь", "Мне 20 лет" и "Три тополя на Плющихе". Кажется, таких капель на стекле, такого тумана, снега и дождя Москва уже и не увидит.. Несмотря на этот разлив воды и звуков сама выставка называется "Зверев в огне", и обязано это наименование пожару в Подмосковной Баковке в 76 году, когда сгорела почти вся коллекция Георгия Костаки. Случайно уцелел, хотя и сильно обгорел, Зверев.

Рассказывают, что в 70-е, войдя в вагон метро, Зверев вдруг закричал: "Или я, или Ленин!"

Велимир Мойст: Легенды про гениальных художников - жанр безотказный.

Воздействует на массовое сознание куда эффективнее, чем собственно произведения. С этой точки зрения не так важно, что там конкретно изобразил Ван Гог, поскольку значение имеют три обстоятельства: он отрезал себе ухо, лечился в психушке и умер непризнанным. С тех пор маргинальность биографии многие расценивали как залог будущего успеха. У кого не вышло, про тех вспоминать не станем, а вот Анатолий Зверев сделался своего рода эталоном андерграундного гения на советский манер. Московская интеллигенция в лице продвинутых представителей воспела творца еще при его жизни, а последние семнадцать лет усиленно подогревает персональную мифологию. Между тем не хочется никого огорчать, но с реальностью трудно спорить: Анатолий Зверев очень неровный художник. Часто на грани фола, а то за гранью. И крайне одаренный от природы, чем неровность и объясняется. У бездарей могут случаться перепады настроения, но не качествo изображения. Зверев же был способен создавать шедевры и время от времени даже их создавал - чем дальше, тем реже. Легенда убеждает не всех: если адепты по-прежнему восхищаются беспробудным пьянством, бродяжничеством и юродством, видя в них признаки внутренней свободы и ролевой игры, то скептики не без оснований говорят о профессиональной распущенности. После всех моральных авансов, в обилии выдававшихся Звереву на заре его карьеры, он много работал на потребу "узких кругов", приводя в восторг экзальтированных дамочек и рефлектирующих искусствоведов. Восторг этот, если честно, был не всегда мотивированным.

Иногда Анатолий Тимофеевич спохватывался, произнося что-нибудь наподобие: "Старик, я был художником до шестидесятых, потому что рисовал для себя. После шестидесятых я стал рисовать для общества". Но амплуа уже не отпускало. В горах вещей, оставшихся после смерти автора, жемчужины довольно редки, зато неряшливых опусов со светскими спецэффектами пруд пруди. Любопытно тем не менее, что последовательных борцов с мифом до сих пор не возникло. Жесткие критики, которых немало, ограничиваются устными обличениями среди своих. Может, и правильно делают: пусть у нас будет собственный романтический идеал художника-маргинала, взлетевшего под небеса. Взрослым тоже хочется сказки.

Михаил Сидлин: Зверев - художник исключительно русский. В том смысле, что юродство - оригинальная часть русской культуры, которая иностранцу понятна с трудом, а русским воспринимается без удивления. Для поколения московских любителей искусств, которое сформировалось в пятидесятых-шестидесятых, Зверев был живой иконой. Его легкая рука казалась прямым и явным признаком гения. И от него остались тысячи работ, которые лежат в домах былых приятелей, коллекционеров, случайных знакомых и первых встречных. В Третьяковке выставлены 233 работы: большое число, если судить в масштабах выставочных залов. В масштабах Зверева - возможно, сотая часть.

Один мой друг пришел как-то на Малую Грузинскую, а там при входе сидит рвань алкашеская и говорит: дай рупь, и я тебя нарисую. Друг мой, конечно, послал незнакомого попрошайку куда подальше. Тем синяком, естественно, был Зверев. История фольклорная, таких историй - десятки. Но та дерзкая беспечность, с которой Зверев производил, дарил и раздавал работы, сказалась на репутации его творений - еще при его жизни клепали фальшивых Зверевых. А после смерти мутный вал фальшивок, смешанных с оригиналами, захлестнул Москву.

ПОД МАСКОЙ ЮРОДИВОГО ЖИЛ ГЕНИЙ
Интервью с Натальей Шмельковой, художницей, эссеисткой, другом художника.
(Газета "Сударушка", N12, 1997 г. Беседовала Татьяна Глинка)

- Наташа, многие авторы сборника вспоминают о том, как легко и бистро Зверев создавал свои шедевры. Сами того не ведая, они внушают читателю, что для него это было очень простим делом. В то же время художник Владимир Немухин приводит такую фразу Анатолия Зверева о своем периоде ташизма (Течение в живописи 2-й половины XX в., одна из разновидностей абстракционизма (абстрактный экспрессионизм): "Я писал, старик, кровью и повторите, это уже не могу". А ведь писать кровью, это не левой ногой. Как тут разобраться?

- Мне кажется, несложно. Ведь писать кровью совсем не означает писать долго, прорабатывая каждый мазок, линию. Скорей даже наоборот: на одном дыхании, с полной отдачей энергии - эмоциональной, психической, духовной, как угодно ее назовите. Зверев так и работал. А что касается "легкости", хочу добавить "кажущейся", то в этом проявление его необыкновенного артистизма. Глядя на пишущего Зверева, вы будто присутствовали на волшебном захватывающем спектакле.

- Скажите, продавая за гроши свои работы, да подчас просто их раздаривая, знал ли Зверев себе цену как художнику?

- Конечно, знал. Как и свои возможности. И, наверное, не случайно, начиная с 54-го года, он подписывал абсолютно все, даже самый мимолетный набросок.

- Он получил официальное образование?

- Нет. Поступил в художественное училище "Памяти 1905 года", но через несколько месяцев был отчислен. Не поладил с администрацией, И слава тебе. Господи. Если бы не отчислили, сам не выдержал бы и ушел. Ведь представить его терпеливо, часами, по всем правилам зарисовывающего с натуры, скажем, гипсовую голову, или кувшин, к примеру, - невозможно.

- К вопросу о натуре. Он часто ею пользовался?

- Да. Почти всегда носил с собой блокнотик и зарисовывал все, что окружало его, - на улице, в метро, и особенно в зоопарке. Он очень любил рисовать зверей и птиц. Но мог совершенно спокойно обходиться без натуры. Так у него было развито пространственное воображение.

- А кто первым открыл Зверева?

- Александр Румнев. Бывший актер пантомимы у Таирова. В то время ни о каком устройстве персональной выставки Зверева не могло быть и речи. И Румнев материально и морально ему помогал. Пропагандировал его творчество, ввел в свой круг любителей живописи, бескорыстно продавал его работы. О роли Румнева в судьбе Зверева вспоминают многие авторы книги.

- Экзотичность личности Зверева: его внешний облик, образ жизни, бездомность, боязнь толпы, милиции, всего официального, его манера работать всем, что есть под рукой - ножом, кусочком свеклы, даже просто пальцами - все это шло от его психической нестабильности или еще чего-то?

- Прежде всего, образ жизни Зверева при всей его трагедийности, внешнем неблагополучии был личным его выбором. И если бы судьба его сложилась иначе, то и художником он был бы совсем другим. Ни лучшим, ни худшим, просто другим, потому что его живописный почерк и образ жизни неразрывно связаны. И связь эта держалась, прежде всего, на его любви к свободе, хоть и давалась она ему дорогой ценой. Что же касается разнообразия материалов, которые шли в ход при работе, то сам он об этом говорил так: "Настоящий художник, если у него нет нужного цвета, должен уметь использовать кусок глины или земли". Правда, любил и поразвлекать зрителей. Краски есть, кисти есть, а он тем же упомянутым вами кусочком свеклы в момент делает с кого-то великолепный набросок.

- Диапазон тем Зверева, как видно из книги, бил необычайно разнообразен. Он и портретист, и пейзажист, и анималист. А какие его работы вам особенно близки?

- Портреты, особенно автопортреты. Изучая пристально, но при этом как бы между прочим, натуру, он как угодно мог ее деформировать, оставляя всегда при этом ее внутреннюю суть. Научить этому невозможно.

- Читала, что Пикассо назвал Зверева "лучшим русским рисовальщиком". Где он мог видеть его работы?

- Скорее всего, в Париже, в 1965 году, в галерее "Мотте", где с большим успехом прошла первая персональная выставка Зверева, организованная французским дирижером Игорем Маркевичем.

- А что Маркевич имел в виду nod "непостоянством" Зверева? Разнообразие творческих манер, периодов?

- Да, конечно. Таких периодов у Зверева много. Он бесконечно, не специально, а исключительно по наитию изобретал новую живописную манеру, новую технику. И каждое "новое", как считал открывший его Румнев, могло бы обеспечить признание и безбедную жизнь любому, менее одаренному художнику. Но при всем разнообразии творческого почерка Зверев оставался всегда самим собой, и его руку можно узнать всегда.

- Из какой среды, семьи вышел Зверев?

- Родился он в простой, бедной, многодетной семье, где было десять детей. Зверев был седьмым и единственным мальчиком.

- А своя-то семья у него когда-нибудь была?

- Да, он был женат, у него осталось двое детей - сын и дочь, которых после развода с женой он многие годы не видел.

- А пил действительно много?

- Да. Но секретом для всех, знавших Зверева многие годы, оставалась неразрушимость его личности. Время проходит, а душа та же, та же острота ума, интеллекта. И это при такой полной напряжения жизни. Шло физическое разрушение, не психическое.

- К вопросу об интеллекте Зверева. Со страниц книги он предстает чуть ли не юродивым. Как это совместить?

- Как многие ярко одаренные личности, Зверев, конечно, был не без странностей, как говорится, "не от мира сего". Что же касается именно юродства, то это была излюбленная, выбранная им самим, манера поведения в обществе. И эта маска юродивого защищала его от внешнего мира, позволяя остаться в своем, тайном, не давая войти в него постороннему. Ведь раскрывался Зверев далеко не перед каждым.

Ролик о том, как писалась последняя картина Зверева:

Что сказать о самом Звереве? Он пишет людей, так же, как рисует животных, ловит их мгновенную позу, их грацию, и для этой своей скорописи ему годится всё: малейшие шероховатости бумаги, любые помарки и капризы кисти или тряпки, пятна краски, все случайные и неслучайные закорючки. Даже следы огня оказываются кстати для этого художника "ветра и потока". Это настоящий наш русский даос, абсолютный нон-конформист без претензии на теории, учительство и водительство, чья природа и дар уникальны. Он - весь в своем объекте, когда он "работает", то почти не смотрит на бумагу, рука что-то чертит, повинуясь какому-то уловленному им ритму и импульсу. (это пишет под катом caos)



caos4:Замечательное у нас слово: живо-пись. Этим все сказано. Живая вода - не мертвая, не разъятие, не анализ, а играющая природа!

"О себе". Воспоминания Анатолия Зверева. Рукопись 1958 года

"В моем альбомчике появились рисунки черной тушью, исполненные пером после длительного перерыва в сорок пятом - сорок шестом году. Затем - рисование, живопись, лепка, занятия гравюрой (по линолеуму), выжигание по дереву в двух парках "Сокольники" и "Измайлово", в их летних городках. Затем - в двух домах пионеров... Потом (тоже случайно) учился и закончил ремесленное училище (два года), ну и понемногу посещал иногда кое-какие студии "для взрослых" и даже, быть может, мог бы подзастрять в одном художественном училище, которое находилось на Сретенке (под названием, кажется, "1905 года"). Но в нем я пробыл очень мало. С первого курса был уволен "из-за внешнего вида". Плохое материальное положение решило исход моего пребывания там. Затем работал в парке "Сокольники" (после окончания художественного ремесленного училища работать пришлось в основном маляром). Всюду мне не везло, но рисование и живопись остались неизменными занятиями. Наиболее интересны те живописцы, которые не утомляют ненужностью своих затей: Ван Гог, Рембрандт, Рубенс, мой учитель Леонардо да Винчи, Веласкес, Гойя, Ван Дейк, Саврасов, Врубель, Рублев, Васильев, Ге, Кипренский, Иванов, Малевич, Кандинский, Боттичелли, Добиньи, Серов, Брюллов, Гоген, Констебль и многие другие, которых либо знаю по фамилии, либо просто не припоминаю".

БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Родился в 1931 г. в Москве. Окончил МОХУ. Участвовал в выставках в Москве, Тбилиси, Нижнем Новгороде, Владивостоке, Новосибирске, Риге, Санкт-Петербурге, Сан-Франциско, Нью-Йорке, Сен-Реституте, Пугано/ Далласе, Копенгагене, Бохуме, Гренобле, Вене, Западном Берлине, Сент-Луисе, Париже, Монжероне, Джерси-Сити, Венеции, Лондоне, Лавале, Туре, Шартре, Женеве, Денвере и др. Умер в 1986 г.