дети как мы

[nandzed]

Оригинал взят у kata_rasen в .

Такое, кстати, ощущение, что появление в культуре "чисто детского" отсека связано с её общей сексуализацией. Мы проецируем на детей свою тоску по чистоте и невинности. Нам хочется, чтобы они как можно дольше не попадали в тот мир, где живём мы. При этом мы исходим из убеждения, что они сами живут совершенно ангельским образом. Это убеждение трудно поддерживать, но нам удаётся. Поскольку мы, на самом деле, не очень много общаемся с детьми, то не видим, как они уже годам к шести начинают играть в половой акт; или как они долго, со вкусом играют на тему какашек и всего, что связано с ними; или как они мастурбируют. Мы придумываем себе совершенно асексуальных детей и затем эту асексуальность лелеем и оберегаем. Мы ужасно боимся педофилов, как будто они бродят по улицам стадами. Мы изобрели специальный жанр семейного кино, потому что основную массу фильмов, как мы теперь считаем, не стоит показывать детям. Мы вообще не пускаем их в свою взрослую жизнь и в свои большие серьёзные проблемы.

Когда эти дети вырастают, они становятся кидалтами и хипстерами. Их много лет подряд учили тому, как быть детьми, но не научили тому, как быть взрослыми. Они не знают, что это такое, зачем им это надо. И они просто делают то, что лучше всего умеют.


Это то, к чему нас приводит положение о том, что ребёнок - это особое существо, качественно отличающееся от взрослого, и которое требует совершенно особого с собой взаимодействия. А ведь это сейчас аксиома психолого-педагогического мэйнстрима. Вообще, не следует думать, что методология - это такая эзотерическая облость для особо высоколобых, куда рядовому специалисту соваться совершенно незачем. Нет ничего ближе к жизни, чем методология. У каждого специалиста (как и вообще у каждого человека) есть определённый набор верований и убеждений относительно явлений окружающей среды. И если он осознанно не размышляет над своей аксиоматикой, не формирует её в соответствии со здравым смыслом, то она всё равно у него будет, только уже в этом случае не своя, выверенная, а некритичным образом воспринятая из социо-культурного контекста. Но ведь двести миллионов леммингов не могут ошибаться, правда?

Во многие вещи мы верим просто потому, что не знаем о существовании других точек зрения на проблему. Мы путаем карту с местностью, теорию с реальностью. Как мы пришли к вере в то, что психотический приступ необходимо купировать таблетками? Почему мы веруем в то, что примитивные импульсы фрейдовского бессознательного действительно неистощимы? Откуда берётся наша вера в то, что человек не может быть здоровым, счастливым и гармоничным, если не занимается сексом? На основании чего мы постулируем, что каждый терапевт должен сам проходить психотерапию?

Нельзя принимать что-то на веру просто потому, что так сказал лектор с пятнадцатилетним стажем работы в области. Наука - это не окончательный ответ, а процесс смены точек зрения на проблему. Если мы говорим о психологии, о терапии, то их развитие - это путь проб и ошибок, на котом они пытаются что-то с человеком делать, а потом смотрят, что из этого выйдет. При этом провал очередной системы становится очевидным только лет через двадцать после её введения, когда вырастают дети, воспитанные с позиций той или иной аксиоматики. Когда-то психоаналитики придумали, что детей надо воспитывать без подавления их примитивных импульсов, без репрессий в сторону их сексуальности. Но вот эти дети выросли, и стало понятно, что они ничуть не менее невротичны, чем дети, воспитанные в традиционной травматичной среде. Идея была хорошей, но не сработала. А через некоторое время станет ясно, что дети, которым было дано лучшее в мире детство, не становятся лучшими в мире взрослыми. Но совершенно необязательно дожидаться того, пока об этом заговорят все. Можно уже сейчас от этого отказаться. И попытаться придумать что-нибудь более жизнеспособное.