Ахматова. Свидетели. Искажения

[nandzed]

Почему-то именно по таким мемуарам понятно, почему нет никакого смысла судить о жизни поэта по мирским лекалам.

"Разговор о мемуарах, о воспоминаниях современников, всегда искажающих и деформирующих, по ее мнению. Боится воспоминаний о себе. Подсознательно почти крикнула на мое:
— Люди не любят благодеяний…
— И свидетелей тоже…
Ей же ничего не прощают. Говорю ей об этом. Соглашается. Ей не прощают славы, знаменитого имени, внешности, тревожащей женственности, царственности обращения — не прощают поклонения, не прощают даже печальных трагедий ее жизни — неудачной жизни, в общем. Злословят, клевещут, сплетничают, шушукаются — и сейчас уже, на глазах у нее, творят какие-то биографические легенды.
Одинокая она. Очень. И настороженная. Вот почему у нее бывает временами такой взгляд: быстрый, скошенный, недружелюбный. 

Июль — август
Четверги: д<окто>р Р<ейтц>. Часто Ахматова. Считает ее последней от матриархата (не ее выбирают, а она). Может быть. Я-то в этом не уверена. Женская ее жизнь несчастливая, мужчина от нее всегда уходит. Не потому ли, что истоки у самых древних истоков, когда

«На белом камне черный знак,
Под белым камнем скорпионы…»

В ней, конечно, двуполость Андрогина. Дерзка, себялюбива, игра в добрую королеву, развращена, перестала жить собственной жизнью, ибо живет только биографически, с учетом жеста и слова «на будущее».
Странная слава. Всегда думаю о странности этой славы в наши дни. Пьяный Лева часто говорит:
— Мама, тебя опять напечатали… какие идиоты!
Рядом с нею патологическая порнография климактерической Раневской, с которой как-то (после водки) шляюсь ночью по городу после дождя. Рядом с нею «странная» коммунистка Ольга Берггольц, умная, живая, интересная, влюбленная в своего мужа (матадор) и идущая по граням философии чужого мира и российской похабщины. Рядом с нею официальные лесбиянки с Троицкой, Беньяш и Слепян с роскошной квартирой и туманными заработками. И коленопреклонения критики и читателей. И фимиам, и мирра, и ладан, и обожествления — и все плывет в каком-то тумане («туманце»), от которого, действительно, пахнет великолепной усыпальницей.
С диалектической точки зрения явление сугубо непонятное.

ИНТЕРЕСНОЕ ЗДЕСЬ