nandzed | Entries tagged with ахматова

Почему-то именно по таким мемуарам понятно, почему нет никакого смысла судить о жизни поэта по мирским лекалам.

"Разговор о мемуарах, о воспоминаниях современников, всегда искажающих и деформирующих, по ее мнению. Боится воспоминаний о себе. Подсознательно почти крикнула на мое:
— Люди не любят благодеяний…
— И свидетелей тоже…
Ей же ничего не прощают. Говорю ей об этом. Соглашается. Ей не прощают славы, знаменитого имени, внешности, тревожащей женственности, царственности обращения — не прощают поклонения, не прощают даже печальных трагедий ее жизни — неудачной жизни, в общем. Злословят, клевещут, сплетничают, шушукаются — и сейчас уже, на глазах у нее, творят какие-то биографические легенды.
Одинокая она. Очень. И настороженная. Вот почему у нее бывает временами такой взгляд: быстрый, скошенный, недружелюбный.

Июль — август
Четверги: д<окто>р Р<ейтц>. Часто Ахматова. Считает ее последней от матриархата (не ее выбирают, а она). Может быть. Я-то в этом не уверена. Женская ее жизнь несчастливая, мужчина от нее всегда уходит. Не потому ли, что истоки у самых древних истоков, когда

«На белом камне черный знак,
Под белым камнем скорпионы…»

В ней, конечно, двуполость Андрогина. Дерзка, себялюбива, игра в добрую королеву, развращена, перестала жить собственной жизнью, ибо живет только биографически, с учетом жеста и слова «на будущее».
Странная слава. Всегда думаю о странности этой славы в наши дни. Пьяный Лева часто говорит:
— Мама, тебя опять напечатали… какие идиоты!
Рядом с нею патологическая порнография климактерической Раневской, с которой как-то (после водки) шляюсь ночью по городу после дождя. Рядом с нею «странная» коммунистка Ольга Берггольц, умная, живая, интересная, влюбленная в своего мужа (матадор) и идущая по граням философии чужого мира и российской похабщины. Рядом с нею официальные лесбиянки с Троицкой, Беньяш и Слепян с роскошной квартирой и туманными заработками. И коленопреклонения критики и читателей. И фимиам, и мирра, и ладан, и обожествления — и все плывет в каком-то тумане («туманце»), от которого, действительно, пахнет великолепной усыпальницей.
С диалектической точки зрения явление сугубо непонятное.

ИНТЕРЕСНОЕ ЗДЕСЬ

Обычно, как праздник, так все поэты "шумною толпою" постят к дате уже ночью. А вот в 123-й (и любой другой) не-юбилей Анны Андреевны нет никакого "разжжения внутренняго", и каждый раз я чувствую в этом слабость современников, их школярскую "казённокоштность"))). Только Бобырев отметился на подходе к дате вздорной цитатой из мемуаров Елены Шварц - в её худшем субъективно-скадальном духе. Нечто незрелое, инфантильное, да простят меня её поклонники: "Я думала, что она святая, великая. Она — дура, захваленная. Кроме себя ничего не видит. Лицо противное, только нос хороший. Про мои стихи, посвященные ей, сказала — почему вы мне принесли такие злые стихи? Почему за меня не надо молиться? За меня все молятся. — Я ей пыталась объяснить, что, наоборот, я же молюсь за Вас, но она не слушала. Она заведомо знала все, что я скажу, ей, бедненькой, было скучно. Меня она даже не слушала, я встала и ушла. Очень расстроилась, потому что я в нее очень верила". До чего поэты бывают несносны!

А вот строки из письма Арсения Тарковского от 3 мая 1958 года:

Дорогая Анна Андреевна!

Я перечитал Ваши книги, которые есть у меня (Белую стаю, Anno Domini, из Шести книг), и ко мне возвратилось чувство масштаба, утерянное на время общения с Вами. Мне теперь непонятно, как я смел произносить в Вашем присутствии слова и даже читать Вам свои сочинения. Конечно, я знаю Вашу поэзию издавна, но случилось вот что: когда я познакомился с Вами, Вы заслонили свой собственный подвиг, а теперь он снова открылся мне и снова для меня прояснилась его огромность.

( ЭТО Я ПИСАЛ РАНЕЕ )

( И из письма того же Тарковского от 28 марта 1964 года: )

Попробую сказать. Она меня кое-чему научила, чему никто не учил. Но это не долг. Это как ядро, которое перебрасывают люди друг другу, стоя на тонком льду - один не удержит долго...

Как говорил Айхенвальд, "она вышла за пределы личной исповеди, так как вообще все то, что по-настоящему и до дна лично, тем самым и общественно; субъективное, совершая свой кругооборот, возвращается к объективному". Мужества и подвига этой полной самоотдачи на полный выворот люди обычно не знают вовсе, а поэты - так, случайно, на ход ноги или все же с прикрытием - игрой, маской, позой... Редко поэт отдаёт себя полностью наружу, сознавая, что при жизни превратился в укор самому себе. Но это тонкое, не обсуждается. "И мне противна Батюшкова спесь", а также Кушнера и прочих, по сухости своей или нужде самостийства не смогших стать ближе, как хотелось втайне. Поэтому 122 года Ахматовой - это не ваши шестьдесят с щенячьим хвостиком, имея в виду разно вознесённых ныне мэтров (живые статуи в своих экологических нишах). Не вам, не вам, но имени её...

Я спросила у кукушки,
Сколько лет я проживу...
Сосен дрогнули верхушки,
Желтый луч упал в траву,
Но ни звука в чаще свежей.
Я иду домой,
И прохладный ветер нежит
Лоб горячий мой.

"Было бы очень счастливо для русской поэзии, если бы кукушка ошиблась. Ибо нужна духовной России Анна Ахматова, последний цветок благородной русской культуры, хранительница поэтического благочестия, такое олицетворение прошлого, которое способно утешить в настоящем и подать надежду на будущее"*.

Пусть пафосно звучит у Айхенвальда, но я взглянул практически - кто бы мог из нынешних, всеславных и едва живых, олицетворить прошлое, утешить меня в настоящем и дать надежду на будущее? Слабо...

*Из книги: Силуэты русских писателей. В 3 вып. Вып. N 3.: М., 1906 - 1910; 2-е изд. М., 1908 - 1913.
Ю.И. Айхенвальд (1872 - 1928) - известный литературный и театральный критик, литературовед, публицист, переводчик, мемуарист, эмигрировавший в 1922 году в Берлин. Практически не переиздавался в советское время.

Как разнятся заголовки статей об Ахматовой у тех, кто ее встречал, и тех, кто встречался только с ее стихами... У первых простое - "Встречи с Ахматовой", непосредственность реальных встреч не требует ангажементов в заголовках. У вторых чаще или вовсе непременно что-нибудь стихотворное и почему-то бестолково выглядящее (для статьи, потому что она требует рефлексивного заголовка, следа раздумий, раз уж о них речь, а не о встречах) - "Таким я вижу облик ваш и взгляд..." или "Кто знает, что такое слава!"