Вы заслонили свой собственный подвиг...

[nandzed]

Обычно, как праздник, так все поэты "шумною толпою" постят к дате уже ночью. А вот в 123-й (и любой другой) не-юбилей Анны Андреевны нет никакого "разжжения внутренняго", и каждый раз я чувствую в этом слабость современников, их школярскую "казённокоштность"))). Только Бобырев отметился на подходе к дате вздорной цитатой из мемуаров Елены Шварц - в её худшем субъективно-скадальном духе. Нечто незрелое, инфантильное, да простят меня её поклонники: "Я думала, что она святая, великая. Она — дура, захваленная. Кроме себя ничего не видит. Лицо противное, только нос хороший. Про мои стихи, посвященные ей, сказала — почему вы мне принесли такие злые стихи? Почему за меня не надо молиться? За меня все молятся. — Я ей пыталась объяснить, что, наоборот, я же молюсь за Вас, но она не слушала. Она заведомо знала все, что я скажу, ей, бедненькой, было скучно. Меня она даже не слушала, я встала и ушла. Очень расстроилась, потому что я в нее очень верила". До чего поэты бывают несносны!

А вот строки из письма Арсения Тарковского от 3 мая 1958 года:

Дорогая Анна Андреевна!

    Я перечитал Ваши книги, которые есть у меня (Белую стаю, Anno Domini, из Шести книг), и ко мне возвратилось чувство масштаба, утерянное на время общения с Вами. Мне теперь непонятно, как я смел произносить в Вашем присутствии слова и даже читать Вам свои сочинения. Конечно, я знаю Вашу поэзию издавна, но случилось вот что: когда я познакомился с Вами, Вы заслонили свой собственный подвиг, а теперь он снова открылся мне и снова для меня прояснилась его огромность.

Попробую сказать. Она меня кое-чему научила, чему никто не учил. Но это не долг. Это как ядро, которое перебрасывают люди друг другу, стоя на тонком льду - один не удержит долго...

Как говорил Айхенвальд, "она вышла за пределы личной исповеди, так как вообще все то, что по-настоящему и до дна лично, тем самым и общественно; субъективное, совершая свой кругооборот, возвращается к объективному". Мужества и подвига этой полной самоотдачи на полный выворот люди обычно не знают вовсе, а поэты - так, случайно, на ход ноги или все же с прикрытием - игрой, маской, позой... Редко поэт отдаёт себя полностью наружу, сознавая, что при жизни превратился в укор самому себе. Но это тонкое, не обсуждается. "И мне противна Батюшкова спесь", а также Кушнера и прочих, по сухости своей или нужде самостийства не смогших стать к ней ближе, как хотелось втайне. Поэтому 122 года Ахматовой - это не ваши шестьдесят с щенячьим хвостиком, имея в виду разно вознесённых ныне мэтров (живые статуи в своих экологических нишах). Не вам, не вам, но имени её...

Я спросила у кукушки,
Сколько лет я проживу...
Сосен дрогнули верхушки,
Желтый луч упал в траву,
Но ни звука в чаще свежей.
Я иду домой,
И прохладный ветер нежит
Лоб горячий мой.

"Было бы очень счастливо для русской поэзии, если бы кукушка ошиблась. Ибо нужна духовной России Анна Ахматова, последний цветок благородной русской культуры, хранительница поэтического благочестия, такое олицетворение прошлого, которое способно утешить в настоящем и подать надежду на будущее"*.

Пусть пафосно звучит у Айхенвальда, но я взглянул практически - кто бы мог из нынешних, всеславных и едва живых, олицетворить прошлое, утешить меня в настоящем и дать надежду на будущее? Слабо...

---

*Из книги: Силуэты русских писателей. В 3 вып. Вып. N 3.: М., 1906 - 1910; 2-е изд. М., 1908 - 1913.
Ю.И. Айхенвальд (1872 - 1928) - известный литературный и театральный критик, литературовед, публицист, переводчик, мемуарист, эмигрировавший в 1922 году в Берлин. Практически не переиздавался в советское время.

"В то время я гостила на земле;
Мне имя дали при рожденье Анна,
Сладчайшее для уст людских и слуха.
Так дивно знала я земную радость
И праздников считала не двенадцать,
А столько, сколько было дней в году".

    Так Вы писали в 1913 году. Тогда было мне шесть лет. Теперь мне 57. Таким образом, и моя жизнь прошла под Вашей звездой, хотя я долго и не знал этого. После "Четок" были и "Белая стая", и "Подорожник", и "Anno Domini"..., и книги позднейших лет. Каждое новое Ваше стихотворение было достаточно прекрасным для того, чтобы стать последним, но за одним следовало стихотворение еще совершенней (и эта неловкая сравнительная степень тут вполне уместна). Этот беспрерывный поток длится долгие годы; Вы дышите тем разреженным воздухом, какой не был бы по легким даже самой Сапфо, - и не многие поэты - даже у нас в России - дышали таким. От такого воздуха Вам должно быть легко и уже не страшно.
    Ваша поэзия теперь, будь она собрана полностью, явила бы невиданную широту охвата явлений жизни. Время пересеклось с Вашим подвигом и запечатлелось в каждом Вашем стихе. Вы очень русский поэт, и потому Вы приняли (из чужих рук) наследство античного мифа, и Ваше достояние - тот источник, откуда пришел стих - "и черной голубкой меня называл". Я верю, что Ваши стихи диктовали Вам дети наших детей для того, чтобы им был на радость беспредельный поток великой русской поэзии. Вам выпало счастье создать нечто большее, чем произведения искусства.