Время - это место

Снаружи я - география, внутри - хронология. Поэтому так смешно сопоставлять качества событий человеческой истории, одинаковых по времени, но совершенно разных по месту действия, и сопоставлять события внутренней жизни с тем, где находились люди географически.

Время - это место внутреннего человека. Я видел время своей жизни как внутреннее пространство, в котром мог двигаться, и это не вполне обычно, когда можешь прямо сейчас попасть в свое будущее. Я так и не понял, опасно это или чем-то полезно...

О желании предвидеть

В желании узнать о будущем есть, помимо обычного страха неизвестности, что-то очень тяжелое - гордость ума, навязывающего себя тому, что есть за гранью. 

Хаким Бей о первичности и первородстве

Порадовал френд из Йорка, который называть новым уже не повернется язык:). Спасибо  sprezzatura2012 

...Несправедливость таких терминов, как безумное или неопримитивистское искусство заключается в том, что это искусство творится не только безумцами и невин­ными душами, но и всеми теми, кто избегает отчуждения пара-медиа. Его истинное обаяние — в той интен­сивной ауре, которую оно приобретает благодаря сво­ему непосредственному воображаемому присутствию; не только в «визионерском» стиле или содержании, но и, что важнее всего, в том, что оно настоящее (то есть оно «здесь» и оно «дар»). В этом смысле оно благород­нее искусства «мейнстрима» постмодернистской эпо­хи — которое как раз представляет собой искусство от­сутствия, а не присутствия.

Единственный правильный способ («красивый» спо­соб, как говорят хопи) обращаться с искусством аут­сайдеров — это держать его «в тайне», отказываться от каких-либо его определений, передавать его «по секре­ту», с глазу на глаз, грудь к груди — не пользуясь при этом парасредствами (глянцевыми журналами, ежеквар­тальными изданиями, галереями, музеями, книжками, которые читают в кафе, MTV и т. п.). А еще лучше — самим сделаться «безумными» и наивными — ибо имен­но такой ярлык наклеит на нас Вавилон, если мы не будем больше ни поклоняться ему, ни критиковать его — и вспомнить о собственной пророческой сущности, о своем теле, о своей «истиной воле».

... Никаких идей. Никакого сексизма, фашизма, расизма, луксизма и прочих расхожих идей, которые мож­но вышелушить из социального ком­плекса и рассматривать в «дискурсе» как «проблему». Существует только тотальность, которая объединяет все эти иллюзорные «идеи» в абсолютную фальшь своего дискурса, таким образом превращая все мнения, все «за» и «против», в интеллектуальный то­вар, который можно покупать и продавать. И эта тотальность сама по себе — иллюзия, зловредный кош­марный сон, от которого мы пытаемся (с помощью ис­кусства, юмора или любыми другими средствами) оч­нуться.

...Исцеляющий смех (в противоположность ядови­тому, разъедающему смеху) может появиться только в серьезном искусстве — «серьезном» не значит «трезвом». Бесцельная болезненность, циничный нигилизм, мод­ная постмодернистская фривольность, нытье-вытье-сто­ны (либеральный культ «жертвы»), усталость, бодрийаровская ироническая гиперконформность — ни один из этих вариантов не серьезен в достаточной степени, и в то же время не обладает достаточной степенью интоксикации для наших целей, и уж тем более не вызы­вает смеха.

...Конечно, нужно продолжать как-то «зарабатывать на жизнь», но самое главное — это творить жизнь. Что бы мы ни делали, какой бы вариант ни выбрали (воз­можно, все сразу), на какие бы компромиссы ни шли, мы должны молиться о том, чтобы никогда не путать искусство с жизнью. Искусство кратко, жизнь долга. Мы должны готовить себя к тому, чтобы скользить, ски­таться, кочевать, ускользать из любых сетей, никогда не становиться оседлыми, прожить до конца многие искусства, жить лучше, чем творить, сделать из искус­ства предмет гордости, а не извинений.

ХАКИМ БЕЙ