nandzed | Широк человек. Глобальность и новая проблематика свободы (Reply)

Писатель Борис Акунин в своем ЖЖ http://borisakunin.livejournal.com/ размышляет:

"С легкой руки Достоевского, который сложил химическую формулу «истинной русскости» из трех главных ингредиентов (Митино «Широк человек», Иваново «Если Бога нет», Алешина «Слеза ребенка») и, во имя объективности, кинул в этот гремучий раствор горстку федоркарамазовской грязи и щепотку смердяковщины, весь мир вот уже 130 лет спорит, какой из карамазовских компонентов нашего нацхарактера самый русский. Разумеется, лидирует Митя с его безудержностью в высоком и низком, хорошем и плохом".

Причем, Акунин называет "троицу" - удаль, умничанье и духовность. Мне показалось применение этих слов совершенно недостаточным, неподходящим и размытым. Начнем по порядку...

1. "Широк русский человек. Я бы сузил" (геометрическая точность цитаты условна)

Назвать это всего лишь удалью, или как раньше предлагали синоним - молодечеством, я бы поостерегся. Здесь слова должны быть точной вещью - мысль ФМ этого требует не потому, что он был изощрен в выражении своей мысли. Просто его мысль была сильна, а потому последующие поколения потратили много сил и времени на уточнение её понимания, этим они заточили понимание мысли Достевского так, что стали с нею на "ты", а некоторые и вовсе слились до потери "я" и полного неразличения себя. Так вот, ИМХО, глупо сводить проблему "русского требования" свободы как широчайшего выбора для отдельной личности к "удали".

По сути, речь идет о совершенно новой постановке проблемы свободы и преодолении общепринятого определения "моя свобода заканчивается там, где начинается свобода соседа". Это определение принадлежит западной культуре и имеет под собой более юридический, нежели метафизический характер. У этого есть неоспоримые практические плюсы со стороны общежития, жизни коллективной. Но они столь долгое время увлекали мыслителей, что никто не обращал внимания на минусы, которые тоже есть, как и во всяком ограниченном явлении. И в данном случае ограничения осуществлялись за счет свободы отдельной личности, и её метафизические склонности считались так же долго вполне себе теоретичными (то есть не безотлагательно ценными для практики жизни) - до тех пор, пока вполне логично не возникла проблема фашизма и "коллективного сверхчеловека". До тех пор, пока коллектив не перестал быть священной коровой и самоцелью для человечества и стало ясно, что массы глупы, управляемы и чаще всего не к лучшему. Собственно, именно в этом впервые начал просвечивать глобализм, зерна которого были в империализме, давшем коммуникативное (информационное и транспортное) объединение мира худо-бедно на несколько крупных кусков. Банковская ползучая революция довершила преодоление оставшихся границ.

Собственно, и понятие о "массах" развивалось параллельно именно с этим процессом. Я уже не говорю о появлении массовой культуры. "Коллективный сверхчеловек" впервые реально обнаружил совершенно четко заданную практическую проблематику, некогда прозреваемую Достоевским - о широте отдельного человека. Это стало ясно, когда коллективность стала реальной проблемой для индивидуальности, понимание которой тоже не стояло на месте все это время (это было бы странно). Так что "удаль" здесь - элементарный архаизм. И смешно повторять, как это делают "моральные автоматы", представители ценностей "коллективного сверхчеловека", что проблема широты индивидуальных свобод - это проблема срыва всех норм в стремлении ко вседозволенности, что на уровне отдельной личности рассматривается как патология медицинская, хотя порождено это отношение отнюдь не медицинским характером проблемы, а страхом и реакцией "коллективности" как инстинкта. То есть жизнь и установления коллектива не имеют во многих случаях в отношении личности рефлексивного, разумного характера, а носят характер реактивный и потому для развития человека - патологичны. Таким образом, социальные патологии (включая, например, массовые установки российской психиатрии) имеют коллективную, массовую природу, и масса в данном случае - отнюдь не сумма личностей.

Кратко замечу, что традиционная религиозность, изначально стоявшая на страже жизни достаточно замкнутых коллективов, их иммунитета, с проявлением проблемы глобальности человечества, потеряла свою управительную ценность - она просто не создана для этой ситуации, в которой иммунитет для коллективов вещь ненужная, поскольку они максимально разомкнуты в современном мире, то есть, по сути, уже не существуют как таковые - с появлением сетей (социальные сети в Интернете - лишь форма мысли, ее проекция, проект занятости глобального человечества). С точки зрения погибающей традиционной коллективности (а значит, и традиционной религии), глобализм - зло. С точки зрения посторонней (уж позвольте) - неизбежность, материал для осмысления, причем отнюдь не революционный (таков он только для разрушающихся традиций). Для внимательного ума в нем есть все черты, уже бывшие в человечестве. И именно Федор Михайлович Достоевский с его метифизикой свободы личности как сугубо практической проблемой сегодня актуален. Это не значит, что Достоевский сам думал об этом как об актуальном, он, как всякий пророк, далеко не всегда понимал (а иногда и неправильно понимал в силу ограниченности во времени тех или иных проявлений), о чем глаголет, вернее, к чему это ведет и может привести.

Теперь уместно приблизиться вплотную к тому, в чем именно состоят практические проблемы "широкого человека" (а я утверждаю, что это не собственно русская проблема). Но я устал и пишу...

Продолжение следует....