![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
nandzed | |
| Имя при рождении: | Вениамин Михайлович Айзенштадт |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | Копысь, Оршанский уезд, Витебская губерния |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
После первого курса Витебского учительского института оказался в эвакуации (1941), работал учителем истории. В 1946 вернулся в Белоруссию, жил в Минске, работал переплётчиком, художником комбината бытовых услуг, фотографом-лаборантом в артели инвалидов. Переписывался с Борисом Пастернаком, Виктором Шкловским, Арсением Тарковским. Первые стихи датируются 1943; первая публикация в 1982; первая книга вышла в 1990.
Поэзия Блаженного уже в начале 1990-х привлекла к себе наибольшее внимание своей религиозной заостренностью. Питаясь отчасти иудаистской традицией спора человека с Богом, отчасти традицией русского юродства, лирический субъект Блаженного ожесточенно упрекает Бога за страдания слабых и невинных (не только людей, но и животных):
-
- Никому не прощаю обид,
- Как бы ни был обидчик мой дик…
- Если Бог мои зубы дробит,
- Я скажу: «Ты не Бог, а бандит».
Однако мне хочется привести вовсе не религиозно-богоборческое, а просто некоторое раннее, потому что для меня теперь эти стихи - характеристика времени. Такие люди жили, были, они так думали, а вовсе не так, как меня учили - подавленные в 30-х - герои в войну - "гомо советикус" после. Все эти мерзкие схемы историков не передают ничего, кроме содержания червивых голов этих историков. И потому я продолжаю искать вот такие стихи и таких поэтов - они живые свидетели непрерывности человечности, несмотря на историю вокруг неё.
* * *
Я первой радуюсь морщине,
Как зверь берлоге.
Я войду
В пещерный гроб — в зверином чине
Заспать звериную беду.
1943
ЛЮБОВЬ
Чресла мои не бесплодны,
Орган любви работает безотказно,
Работает, — пишу я,
Ибо утолить женщину — это тоже работа,
Приятная, грубая, божественная работа,
Мужчина и женщина принимают в ней равное участие,
— Ни с кем не сравнимая Анна принималась за работу
с ни с чем не сравнимым азартом,
За тысячу верст чуяла она мое хотенье,
Сбрасывала юбку, быстро ложилась
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ибо она хотела.
«Я хочу!» — говорила Анна,
Птицы щебетали за окном: Анна хочет!
Ветки говорили цветам: Анна хочет!
Ветер ворошил рябь реки: Анна хочет!
Всей природе был понятен язык женщины, которая хочет,
Жеребец покрывал кобылу,
Кобыла понимала Анну полнее, чем Крейцерова соната.
Так насыщали мы друг друга.
Едва принималась Анна за самую приятную работу
(Едва принимался я за самую приятную работу),
Едва принимались мы, я и Анна, за самую приятную работу —
В мире начинались великие преобразованья,
Рожденье перевешивало смерть,
Учащались цветенья, волненья, стихотворенья,
А когда Анна говорила: «Знаешь, сегодня — особенно хорошо»,
Это пахло победой плоти — и нашей обоюдной гениальностью
(— Это пахло гениально —)
После совокупленья Анна играла на рояле (воображаемом)
легкую музыку утоленья.
Я следил за игрой ее тела и думал:
Орган любви — это тоже музыкальное произведение,
Пригодное для исполнения на широко популярном женском инструменте.
— Чресла твои не бесплодны
(Так барабанила Анна на рояле),
— Орган любви работает безотказно,
— Божественная работа,
— Мужчина и женщина принимают в ней равное участие.
Жеребец утолил горячку желанья,
Животные утомились божественной работой,
Они возвращались одним путем
(Зовите Природой — зовите Любовью),
Могучий круп жеребца нервно подрагивал,
Все кругом пахло музыкой.
Пели цветы.
Пела река.
Все это пахло гениально.
1948
