Поэт - это субъект бытия, а не деятельности...

[nandzed]

Не бесспорно и ...иногда вызывает ощущение, что это просто трюизмы, пересказанные по-профессорски цветисто, но пересказ не избавляет от некоторой пустоватости трюизмов. И все же я сомневаюсь в себе, и только ради этого сомнения привожу (пафоса здесь нет, человек просто так размышляет, такая у него инструментальность):

korablevnik.org.ru/1793.html

"...поэт – это не субъект деятельности, а субъект бытия.  Те формы, которые осуществляют поэта, в которых существует поэт, являются словесными формами от Слова, которое было в начале. Следовательно, поэт – это, в известной степени, существо, типологически сходное со Словом, тем самым, которое было в начале и которое, конечно, есть и теперь.

...я вам приведу отрицательное доказательство того, что поэт (не только поэт, но и вообще собственно человек) не может осуществляться в жизненной телесной действительности. Это доказательство как факт, который как бы всем известен, привел в своей книжке «Философия искусства» немецкий эстетик и искусствовед Бродер Христиансен. Он говорил, что в пространстве человек видит не художественные произведения, а только внешние произведения: вот эту высеченную глыбу мрамора или раскрашенное полотно. Это происходит потому, что наше мироздание – та сфера, в которой мы действительно осуществляемся как целое человека, – это мироздание структурировано, устроено, и его организация бывает двух типов: тектоническая, если это одноплановая действительность (как наша с вами жизненная действительность), и архитектоническая, если эта сфера двупланная или трехпланная (как словесная сфера). Поэтому, с одной стороны, жизнь, наша пространственно-жизненная действительность, может осуществить очень сложный телесный жизненный организм, а с другой стороны, не может осуществить элементарного детского рисунка, потому что этот рисунок – двупланов: у этого рисунка есть фабульный план (там, где существует какая-нибудь комета с надписью «СССР» и звездой, или елка там, или еще что-нибудь такое, домик с трубой и все такое) и та сфера, в которой существует само это произведение. Она больше, эта сфера, потому что она вмещает в себя вот эту пространственную временную или фабульную действительность. И вот эту архитектонически устроенную сферу можно воспринимать эстетически, можно говорить о ее совершенстве, можно ею любоваться (она красива, возможно), но она точно так же, как и поэт, является в своем недолжном состоянии. Это все последствия того, что эта сфера является превращенной.

Я хочу вам напомнить стихотворение Пушкина «Пророк», где он описывает поэта-пророка, но посмотрите, что он описывает. Предмет его описания не есть нечто благообразное, спокойное, умиротворенное. Это такой космос, или, лучше, – мироздание, которое является страдающим. И поэт или пророк сердца людей жжет, а не гладит. Это не такая мягкая рука, которая успокаивает и усмиряет, а будоражащая и все время что-то требующая от человека. У Толстого есть такое восклицание, по-моему, немножечко нарочитое, – когда он слушал какую-то музыку, то спросил (я думаю, что вслух): «Что хочет от меня эта музыка?»

Вот я высказал здесь некоторые соображения постороннего человека с тем, чтобы сказать, чего мы, посторонние люди, ждем от вас, поэтов. Что мы от вас ожидаем. Не хороших, технически замечательно выполненных стихотворений, а именно такого поэтического бытия, к которому мы присоединяемся, к которому мы стараемся быть причастными и которое нас тоже делает онтологически мощными людьми.

...Что делает поэт, когда он, можно сказать, выполняет внешнюю работу? Он пишет слова, предложения, он смотрит за тем, чтобы с какого-то ритма не соскочить, ну и так далее. Так? Это называется деятельность. Эта деятельность является только телесным эквивалентом его активности. А собственно человек никакой деятельностью не занимается, это чистое бытие. Хотя неправильное, потому что превращенное. Вот это его превращенно-словесное бытие проходит через деятельность телесного жизненного существа и осуществляется в той сфере, где она может быть зафиксирована, принимать телесные воспринимаемые формы. И когда человеком воспринимаются стихи, то он онтологически отождествляется с поэтом и испытывает то же состояние, что и он. Когда говорят об эстетическом удовольствии – это говорится об онтологической удовлетворенности человека. Человек интуитивно стремится быть словесным, и поэт ему дает для этого удобную форму, к которой он может присоединиться и удовлетворить свои онтологические потребности.

Когда человек пишет, он описывает не какие-то жизненные события или жизненную ситуацию какую-то.  «Я вас любил, любовь еще, быть может…» – эту жизненную ситуацию мы воспринимаем и думаем, что это самое основное, самое главное. Но словесная ткань осуществляет не фабульную действительность, не фабульные реалии и их отношения, а этого поэта.