Смешные разговоры с профессором Федоткиным...

[nandzed]

Оттуда же (для тех, кто не ходит по ссылкам по разным причинам) http://korablevnik.org.ru/1793.html

– Ну, например, кто постоянный текстовик у этой самой… у Аллы Пугачевой? Резник. Это текстовик. То есть это не поэт.

– Это просто машина для написания стихов, вы это имеете в виду?

– Конечно. И благодаря популярности Аллы Пугачевой, которая тоже сейчас сама уже фабрикует каких-то звезд, этот автор может сейчас издать несколько томов своих стихов, и их будут покупать.

– Это характеризует и публику тоже?

– Конечно. Наедине с текстом вы думаете: ну что это за поэт? Это текстовик. Но когда вы попадаете в массу, вы будете совершенно искренне верить, что то, что сейчас вы услышите со сцены, это хит или еще там что-то такое…

– Но вы на вопрос так и не ответили, что такое народное творчество. Это поэтому вам три и поставили. Вы и тогда, наверное, тоже по кругу прошли и конкретно на вопрос не ответили… (Л.Б.)

– Народное творчество – это нечто такое, что было образовано от литературного творчества. ...Народное творчество – это такое творчество, которое сотворено отдельным человеком, но которое принял весь народ. ...Приведу пример. Елизавета I, царица, такая толстая женщина, вот она написала несколько народных песен (поднародных песен), и одна из них «Во селе, селе Покровском» иногда до сих пор исполняется. Кто знает, что это написала царица? Это написал народ. Эта царица – первый враг народа, а она написала народную песню.

 

– Сейчас появился ряд исследований о так называемом «поэтическом буме», который сравнивают с «восстанием масс» в начале двадцатого века. Это связано с тем, что большое количество людей начало массово писать стихи…  В то же время Мандельштам считал, что никакого прогресса в искусстве нет: Пушкин нисколько не улучшил Державина и, соответственно, никто не улучшил Пушкина, и т.д. Связано ли это с тем, что, возможно, жизнь пытается превратить стихотворчество в еще одну потребность человека, которую он будет осуществлять, и будут всяческие возможности (сайты, платные журналы, залы, в которых собираются за деньги) использоваться для того, чтобы эту высокую потребность свести к низменной?  Не есть ли это желание жизни обмануть подлинных поэтов, сделать так, чтобы поэты исчезли вообще? (И. Волосюк).

– Конечно, жизнь хитрая вещь… Жизнь всегда соблазн, и не только какими-то отдельными моментами она соблазняет человека, она соблазняет его сплошь. Поэтому поэзия и становится деятельностью, поэзия становится умением. Этот вопрос тоже, между прочим, очень много раз подымался, и такой крупный исследователь, как Александр Иванович Белецкий, говорил о существовании писателей-читателей. Он говорил, что есть читатели, которые начитаются разных стихов и в один прекрасный момент задают себе вопрос: а почему я не могу так? Он начинает пробовать, и после нескольких неудачных попыток у него уже начинает что-то получаться, и он становится сначала малоизвестным, потом известным, а потом общеизвестным писателем. И Белецкий даже числил среди таких писателей-читателей Анатоля Франса, который был лауреатом Нобелевской премии, между прочим. Белецкий, несмотря на такой авторитет, тем не менее сказал, что у этого Анатоля Франса все как бы соткано из каких-то отдельных фрагментов, которые можно даже адресно указать, если есть такая охота. Вот эта всеобщая доступность поэзии… Между прочим, не в обиду будь сказано сидящим, настоящих поэтов (я имею в виду не только поэтов-стихотворцев) довольно мало. Вот, например, Кожинов, известный в свое время критик, насчитывал таких поэтов пять или шесть – во все, так сказать, времена. Это не значит, что все те люди, которые пишут стихи… ну, зря стараются, не надо им писать, лучше заняться чем-то другим. Дело в том, что их стараниями как раз вот этот уровень, ниже которого нельзя опуститься, поддерживается. Потому что это говорит о некоторой потребности, без которой не может жить человек. И человек, который пишет, он удовлетворяет в первую очередь свою потребность. То, что иногда презрительно называется зудом писательства, это именно не потребность в деятельности, а потребность существования, потребность в человеческом бытии. И та форма грамматическая, языковая, это не описание хорошего или плохого какого-то предмета, это реализация, это овнешнение – поэт делает себя воспринимаемым через эти формы.

Я не знаю, ответил я на вопрос или не ответил.

– Вот момент, когда человек превращается в поэта. Я так поняла, что эти понятия разграничиваются. И, насколько я поняла, смерть наступает тогда, когда этот процесс заканчивается, то есть логически завершается. Когда человек превращается в поэта полностью, человек умирает, но остается поэт. Но, следовательно, так как жизнь цепляется за поэта, поэт умирает вместе с человеком. Можно ли так это понять? (А. Елисеева).

– Нет, нельзя. То, что вы говорили вот до предпоследней фразы, все правильно, приблизительно. Но… Поэт не может умереть, просто потому, что он не рождается. Потому что вообще любой человек не рождается, а, так сказать, творится, и только тогда, когда, если воспользоваться фразой Кьеркегора, он «вбрасывается в мир».  Смерть – это не ноль существования, это существование в противоположной форме, чем жизнь. Поэт – это такая форма бытия, или такое бытие, которое не знает ни времени, ни пространства.

Вот если спросить: когда Пушкин был поэтом?.. Когда он на самом деле существовал поэтически? Например, на прогулке на конской?.. Он об этом писал даже, вспоминая Полтаву, что вот он, когда ездил на лошади, то очень хороший фрагмент сочинил, а потом забыл и не мог вспомнить.  Мы не можем сказать, что «Бесы» написаны осенью 1830 года. Бытие Пушкина как поэта, как автора «Бесов», осуществляется в такой сфере, которая не знает тело, которая не знает ни времени, ни пространства.

...Если бы вам предложили написать биографию какого-либо писателя или поэта, на ком бы вы остановились? (В. Верховский).

– Я бы ни на ком бы не остановился. Потому что у поэта нет биографии. ...Почему так спорят о Шекспире? Был он,  не был ли... Это именно невнимание, во-первых, самого поэта к себе как биографической личности и, во-вторых, других к нему как к биографической личности. Это говорит о том, что Шекспир как человек был очень маленьким, незаметным по сравнению с Шекспиром-поэтом. Есть внимание к человеку, к его жизненным подробностям, потрогать его жизнь, – которое объясняется только его известностью как поэта. И человек, как бы он ни старался разукрасить этого человека, как бы ни старался его опорочить (есть и другая тенденция), все равно они поэта не задевают даже краем.