Роальд Мандельштам
Jun. 16th, 2011 12:15 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)

Хочешь - уйдем, знакомясь,
В тысячу разных мест
Белые копья звонниц
Сломим о край небес
Нам ли копить с тобою тревоги,
Жить и не жить, боясь
Станем спокойно среди дороги,
Плюнув на талую грязь...
Из Википедии: Роа́льд Ча́рльсович Мандельшта́м (16 сентября 1932(19320916), Ленинград — 26 января 1961, Ленинград, похоронен на Красненьком кладбище) — русский поэт. Сын русского эмигранта, родившегося в США, а затем вернувшегося в СССР (отсюда странное отчество).
Пережил вместе с родными первую зиму ленинградской блокады, затем был эвакуирован. В 1943—1947 гг. жил в Казахстане у отца, высланного туда в 1937 г., затем вернулся в Ленинград. Недолгое время учился на востоковедческом факультете Ленинградского университета и в политехническом институте. Из-за тяжелой формы туберкулеза нигде не работал, в последние годы почти не выходил из дома.
Как он жил с такой фамилией? Впрочем, я помню, был такой советский поэт из бесконечно зарифмованных рядов себе подобных - Василий Пушкин. Но тут случай другой...
Вот как писали об этом поэте Михаил Шемякин и Владимир Петров в своем альманахе "Аполлон-77": «... В дождливый весенний день 1959-го (или даже 1958 года — точно неизвестно) небольшая группа молодых художников и поэтов хоронила своего самого звонкоголосого певца. Ему было то ли 28, то ли 27 лет — только! Возраст Лермонтова. Доставленный в больничный покой, он умер от желудочного кровоизлияния, вызванного хроническим недоеданием и осложненного костным туберкулезом, астмой и наркоманией. А незадолго до этого... Город Петра середины 50-х годов. Артистическая жизнь едва-едва пробуждается от долгой летаргии; по пыльным мансардам и отсыревшим подвалам-мастерским начинают собираться за бутылкой вина молодые художники, поэты, литераторы, музыканты — все те, кого позднее станут называть оппозиционерами и диссидентами. Северная зима на исходе, повеяло весною, скоро ледоход. В рассветный час из дома в районе «Петербурга Достоевского», опираясь на костыль, выбредает тщедушная, гротескная фигурка певца этих ночей и этих рассветов...
Наверное, не было ни одного самого неказистого переулка, ни одного обшарпанного дворика, ни одного своеобразного подъезда, где бы ни побывала «болтайка» — так иронически называли себя Роальд и его сотоварищи, поэты и художники: А.Арефьев, Р.Гудзенко, В.Гром, В.Шагин и В.Преловский (позднее повесившийся). Петербург Пушкина и Гоголя, Достоевского и Некрасова, Блока и Ахматовой — ИХ Петербург!»
Кирилл Медведев ("Русский журнал", 97 г.): "Роальд Мандельштам - русский аналог тех, кого во Франции называли les poetes maudits ("проклятые"): неприятие литературного истеблишмента, ощущение собственной обреченности и избранности одновременно, злая ирония, эпатаж, неврастения, крайняя степень эстетизма, выворачиваемого порой наизнанку, - "эстетика безобразного", максимум цвета и звучания в стихе. Триумф магии и мастерства - игра словами шагающего по проволоке жонглера. Сумасшедшая жизнь и ранняя мучительная смерть - расплата за вдохновение. Пятьсот экземпляров книги Роальда Мандельштама, выпущенных петербургским издательством Чернышева, - запоздалая благодарность литературы еще одному из ее мучеников".
***
Ковшом Медведицы отчерпнут,
Скатился с неба лунный серп.
Как ярок рог луны ущербной
И как велик ее ущерб!
На медных досках тротуаров,
Шурша, разлегся лунный шелк,
Пятнист от лунного отвара,
От лихорадки лунной — желт.
Мой шаг, тяжелый, как раздумье
Безглазых лбов — безлобых лиц,
На площадях давил глазунью
Из луж и ламповых яиц.
Лети, луна! Плети свой кокон,
Седая вечность — шелкопряд.
Пока темны колодцы окон,
О нас нигде не говорят.
НОВАЯ ГОЛЛАНДИЯ
Запах камней и металла
Острый, как волчьи клыки,
— помнишь? —
В изгибе канала
Призрак забытой руки,
— видишь? —
Деревья на крыши
Позднее золото льют.
В «Новой Голландии»
— слышишь? —
Карлики листья куют.
И, листопад принимая
В чаши своих площадей,
Город лежит, как Даная,
В золотоносном дожде.