Сон, алхимия и тщетные упрёки в сторону тантристов

[nandzed]

Проснулся сегодня со словами, оставшимися от сна звучать в голове - Атанорум Фратерниа, то есть Братство Атанора.



У алхимиков чаша с Философским яйцом ставилась в специальный горн, называемый атанором, от греческого слова - "бессмертный", потому, что огонь, раз разведённый, должен был гореть до конца Делания. Некоторые алхимики рисовали в своих сочинениях различные модели атаноров. Настоящий атанор, тот, который был известен первым западным алхимикам: Альберту Великому, Роджеру Бэкону, Арнольду Вилланова и др., есть нечто вроде горна с отражателем, могущим разбираться на три части. В наружной части горел огонь; она была пробуравлена дырками, чтобы дать приток воздуху, и представляла из себя дверь. Средняя часть, также цилиндрическая, представляла три выпуклых треугольника; на них покоилась чаша, содержащая яйцо, которое имело по диаметру четыре противоположные отверстия, закрытые хрустальными дисками, что позволяло наблюдать за происходящим в Философском яйце. Наконец, верхняя часть, полая, сферическая, составляла купол или рефлектор, отражающий жар. Таков был атанор, употреблявшийся обыкновенно. Главные части были неизменны, а частные уклонения не имели никакого значения.

В приложении к процессу пресуществления тела этапы Великого Делания
определяются следующим образом:


Первый этап — «Работа в Чёрном» (Nigredo) — единоборство со смертью.

Второй этап — «Работа в Белом» (Albedo) — возвращение исходного райского
состояния.

Третий этап — «Работа в Красном» (Rubedo) — обретение духовного бессмертия.

(знатоки могут здесь вспомнить отнюдь не беспочвенное разделение практики в цикле Чоод - Чод черный, белый, пёстрый и красный - Нандзед)

Как правило, современному человеку, даже верующему, трудно представить себе,
как можно восстать в новом теле, когда старое тело истлело. Но мы же не удивляемся, когда у ящерицы отрастает новый хвост вместо отрубленного, а ведь это возможно, лишь если в нематериальном субстрате ящерицы (из осторожности не будем называть его душой) существует определённая структура, ответственная за воссоздание этого утраченного хвоста.

Золото, кстати, является своеобразным «телом славы» для неблагородных
металлов. И подобно тому, как золото алхимик получает не где-то за пределами нашего
мира, а во вполне реальной печи — атаноре, так и «тело славы» адепт может обрести в
этом мире, до наступления смерти.

Как писал Исаак Сирин, «...ощущение наслаждения вещами будущего века мы
можем получить ещё здесь, прежде естественного изменения и исшествия из мира
сего» («Слова подвижнические» аввы Исаака Сирина. — М. 1993, с. 10).

В литературе неоднократно высказывалась мысль, что алхимия представляет
положительный субстрат всех верований, изложенных в тех или иных священных
книгах — Библии, Ведах, Авесте и т.д. Этот вопрос, собственно говоря, заслуживает
более подробного освещения. Впрочем, о развитой алхимической традиции можно
говорить только применительно к христианскому миру (мы здесь не касаемся сложных
взаимоотношений тех или иных алхимиков с Церковью — эти взаимоотношения всегда
строились с учётом того, насколько ясно сама Церковь на каждом из этапов своего
развития осознавала свою собственную традицию) и миру даосизма. Почему она не
проявила себя в индуизме или буддизме и что объединяет христианство со столь
экзотической для подавляющего числа европейцев религией? Ответ прост:
христианство и даосизм, как бы ни разнились они по многим другим пунктам,
проповедуют воскресение человека в преображённом теле.

(здесь я должен не согласиться с автором - ему простительно неведение относительно методов трансформации тела, речи и ума в тантрических традициях буддизма и индуизма, я уже неговорю о реализации тела света в Дзогчен - Нандзед)

Образ мира как гигантской плавильной печи восходит, кстати, ещё к Чжуан-цзы.
Интересующихся даосской алхимией можно переадресовать к работам
Е.Торчинова, досконально изучившего данный вопрос. Им, в частности, осуществлён
комментированный перевод одного из авторитетнейших источников по даосской
алхимии — книги Чжан Бо-дуаня «Главы о прозрении истины» (СПб., 1994).
Многовековая китайская традиция высветила образ «бессмертного,
освободившегося от трупа», т.е. святого, преобразовавшего свою плоть через смерть и
последующее воскресение.

Любопытно, однако, что примерно к X в. в Китае под влиянием буддийских
представлений произошёл разрыв между «внешней» и «внутренней» алхимией.
Равновесие было нарушено. После этого китайская алхимия свелась к комплексу
сложных психофизических упражнений, к своего рода духовной йоге, а названия
минералов и веществ превратились лишь в символы психофизических процессов.
Приверженцы «внутренней алхимии» решили, что необходимости в
моделировании космических процессов внутри реторты нет, коль скоро алхимической
моделью вселенной становится само человеческое тело. Получается, что исконное равновесие, позволяющее говорить о пресуществлении не только человеческого тела, но и мира, сохранилось лишь в западноевропейской культуре.

Из предисловия к "Тайне соборов" Фулканелли

Хочется опять возразить автору предисловия: к описанному им времени выяснилось, что буддийская Дхарма не приобрела поддержки в массах простого народа, но так и осталась предметом внимания немногих способных людей из знати. Приход тантрического буддизма, его укрепление, расцвет и некоторый упадок пришлись на время с 7-го по 10-й век. Собственно, на этот же период приелся расцвет тантрической Дхармы и в Индии, и в Тибете (имеется в виду первая волна тантры - школа старых переводов, проповедь Падмсамбхавы). В Китае первые мастера, реализаторы дхарани, появились именно в 7 веке. Эпоха Танской династии (618–907) была временем, года в Китае расцветали всевозможные иноземные религии. Среди них самой значительной, безусловно, был буддизм. В результате развития буддийской философии и теологии за период Шести Династий, в начальный период эпохи Тан возникли различные школы, такие, как Чань и Тяньтай. Они представляли высшую степень буддизма, ценность которой была непонятна простым людям. С другой стороны, тантрическая форма буддизма, в которой принципиальную роль играла магия, была весьма популярной среди высших классов в восьмом и девятом веках. В седьмом веке тантрический буддизм стал систематизироваться и переводиться на философскую основу в Индии. Тем не менее, еще до этого в Китае существовали латентные тантрические элементы, хотя эта школа стала здесь официально представленной лишь в восьмом веке.

Причем, если говорить далее о "подрыве" распространения учения даосов, речь идёт, скорее, о противопоставлении учения Конфуция всем другим, а также государственной, властной линии подавления впоследствии учения даосов - как официально объяснялось в указах, из-за того, что даосы подавали дурной пример простым людям, являя себя ленивыми и неспособоными к государственной пользе. Понятно, что это обычная пропаганда, так как власть всегда желала при себе иметь искусных даосских магов, но не жалала, чтобы их влияние распространялось широко в народе (собственно, народная любовь к независимым даосским чудотворцам сохранилась, в том числе и по причине их общей независимости - приватизировать со стороны власти их искусство и знание было совершенно невозможно).

Что же касается более тонких упрёков в сторону китайского тантрического буддизма, что он якобы прельстил тем, что тиглем для трансформации материи может быть и тело человека, то нужно ответить, что собственно алхимия процветала в Индии и отчасти в Тибете, где тантрическая доктрина о том, что "тело - лучшая янтра", нисколько не помешала изучать алхимические процессы трансформации тела посредством внешне-внутреннего делания. Так что упрёк автора предисловия к книге Фулканелли не имеет не просто никаких фактических свидетельств о таком процессе в Китае, но и никакого практического смысла, о чём свидетельствуют алхимические опыты в вотчине тантризма - Индии.