![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Ольга Седакова: ...у меня вообще картина истории искусства, истории литературы такая, что главную роль в ней играет один человек. Вот как Данте. Он появился — все изменилось. И, естественно, когда я училась как филолог, то мы должны были представлять себе литературу как довольно закономерно сменяющие друг друга стили, процессы и так далее. И приходящий новый автор, ему ничего не оставалось, как, если он родился в эпоху романтизма, быть романтиком, в эпоху постмодернизма — быть постмодернистом и так далее. На самом деле я думаю, что это описание человеческого творчества немножко на манер натуралистского описания — так описываются законы природы.
— Оно немножко школьническое еще.
— Да. Но другого в принципе в академической науке нет. Но если мы посмотрим на самом деле, как все происходило, то все происходило невероятным образом. Ну буквально невероятным. Потому что до того, как Данте начал «Божественную комедию»…
— Этого никто не ожидал.
— …ни один из его современников не мог бы этого представить. Да, он входил в этот стиль молодой лирики, в этот dolce — стиль нового, но он оттуда ушел в комедию, никто из них даже такого представить не мог.
— Ольга Александровна, вот в этой самой небольшой статейке про то, что будет после постмодернизма, вы написали фразу, которая меня испугала. Я пытался ее понять, не смог, вот я пользуюсь случаем, что я могу у вас спросить. Вы там написали, что постмодернизм пригвоздил настоящее серьезное искусство к ненашему времени, что человек, который искупался, не знаю, в купели постмодернизма, он уже не воспринимает того же Данте или Томаса Манна — неважно кого, серьезное искусство не воспринимает как относящееся к себе; оно уже зафиксировано где-то там под слоем лака, стекла. ...Вот вы со своими студентами пытались пробить эту стенку?
— Да. И я скажу, что мне даже это удавалось с моими студентами. Они потом взахлеб читали Пушкина, и то, что для них ничего не говорило, начинало говорить. ...Просто слушайте эти слова, восстановите восприятие. Вот в чем, пожалуй, дело. Я заметила, и не я одна, что у современного человека что-то происходит с восприятием. Он не верит словам вообще. Слова для него — это более или менее условные обозначения.
— А кто же безусловные?
— Вот этого я не могу сказать. Даже простое восприятие — зрение, слух, — то есть человек бежит от своего восприятия, почему он все время что-то должен слушать, почему у него наушники в ушах? Он не может слушать реального мира. И зрение — он не знает, что с ним делать, если даже в машине он смотрит телевизор, когда можно посмотреть в окно, и это, по-моему, гораздо интереснее. Он не знает, что делать с необработанной реальностью. Он ее получает только уже в готовом виде. ...И я бы сказала, что процесс этот идет с ускоряющимся… ускоряющаяся величина — скорость этого процесса, потому что этого человека так и продолжают воспитывать. Его продолжают рассредоточивать. ...Так что я думаю, что связь с классикой и со всем великим, что люди сделали, лежит вот через эту точку, через восстановление способности концентрироваться. Современный человек в среднем не может и не любит концентрироваться.