Детство ламы Вангду
Jul. 4th, 2012 10:08 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
nandzedОригинал взят у ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
aniezka в Детство ламы Вангду
Ранние годы
В процессе моего развития на моем теле возникли естественные шрамы. Одни люди говорили «у тебя тело словно раскрашено под тигра», другие говорили «как листья», или «прямо как шрамы».
Однажды, когда я уже знал несколько слов, я разбудил свою мать после того, как мы уже отправились спать: «Не спи, вставай, мы должны молиться!» Мать ответила: «Я не знаю, какую молитву мне говорить?» И тогда я сказал ей: «Дэва чен по кьи по шор» (Пусть я обрету рождение в чистой земле Будды). Это мантра, которой, по словам моей матери, я обучил ее как только начал говорить.
В возрасте, когда я уже мог ходить и бегать, другие дети моего возраста играли в разные игры. Но я не играл. Вместо этого я сооружал много ступ из камней и совершал перед ними простирания. Однажды двое представителей деревни Лангкор прибыли из центрального правительства в Лхасе. Чиновник и его жена обходили наши поля. Они увидели меня, делающего простирания, и подумали, что я, должно быть, инкарнация какого-то ламы, очень преданного практике. Я помню, что они были очень добры ко мне и подарили мне много сладостей.
Даже будучи маленьким я давал учения по Дхарме пяти или шести мальчикам и девочкам, которые со мной играли. Дети приходили с цампой, чтобы лепить пирожки. Но вместо пирожков мы делали церемониальные подношения для ритуалов. Вскоре они дали мне прозвище «лама лама». Когда другие дети приставали к деревенским курам и разбивали их яйца, я плакал и просил их не вести себя так. Вскоре, если я был неподалеку, они воздерживались от убийства животных или разбивания яиц. Среди моих друзей, которых я обучал Дхарме, была одна слабослышащая девочка. Мы играли в такую игру: я сажал ее себе на колено и рассказывал на ухо истории, связанные с Дхармой.
Но мое детство ожидали большие перемены. Была одна семья по имени Угьен Шика на севере Дингри, члены которой каким-то образом приходились родственниками моей семье. Сын Угьен Шика хотел перевезти мою мать в их семью, и он также хотел забрать меня с собой. Когда члены семьи Пенак об этом узнали, то отобрали меня у моей матери, несмотря на то, что я все еще был питался ее молоком.
14-й день 6-го месяца тибетского календаря – годовщина паринирваны Падампа Сангье под названием «религиозный праздник Лангкор». В основе данного праздника – события, произошедшие после того, как Падампа умер. Когда деревенские жители и преданные ученики плакали от горя, Дампа Сангье вдруг ожил и сказал им: «Не плачьте обо мне! Лучше, в этот праздничный день танцуйте, пойте и возносите молитвы!» Так что в этот день жители всего региона Дингри собираются вместе и празднуют. И в этом году на праздники люди распевали такие комментарии: «Есть обычай не позволять пони пить молоко кобылы. А это обычай Пенакпы - прервать кормление ребенка молоком матери» - эти слова были о том, как Панакпа забрал меня от моей матери в то время, пока я еще кормился грудным молоком.
Боль взросления
Так я остался с моим отцом Топгье и его официальной женой. Я также жил с моим дядей Норбу Тондрупом, который делил одну жену с моим отцом. Полиандрия была обычной в Тибете того времени. Они были бездетны, и поэтому растили меня с огромной любовью. Семья Пенакпа была очень богатой и поэтому в этом сообществе жило очень много людей, включая бабушек, дедушек и так далее – в целом около 18-ти членов семьи. Поэтому в течение нескольких лет обо мне заботились очень хорошо. Я очень хорошо помню смерть моей бабушки, за которой почти сразу последовала смерть официальной жены моего отца. Эти две женщины особенно сильно заботились обо мне. После их смерти в семье Панакпа появилась новая жена, но так сложилось, что ей не было дела до меня. По правде говоря, она предпочитала посылать меня присматривать за стадами овец на пастбищах, чем иметь со мной какое-либо дело.
Пять или шесть других детей гуляли со мной, пока я пас овец. Я находился внутри каменной стены, окружающей наше поле, и использовал камни со стены для возведения маленьких ступ. В своей пастушьей сумке я носил маленький барабанчик и колокольчик, и совершал свои религиозные практики прямо на пастбищах. Мне говорили, что когда я был маленьким, я был как йогин и не любил носить много одежды. В нашем доме на первом этаже жили овцы. Я жил на втором этаже и сделал из своей комнаты алтарь, используя маленькие глиняные статуи и абрикосовые косточки в качестве подношений. Я даже делал небольшие одежки для статуй из фантиков конфет.
Поскольку у моей семьи были стада овец, в определенный период некоторых животных уводили на убой. Обычно мои родители выбирали овцу, а в мои обязанности входило удерживать животное на каменной глыбе. Сначала я плакал от жалости к животным и умолял, чтобы овцу не убивали. Позже, я прямо противодействовал тому, чтобы овцу уводили на убой. Моим родителям приходилось выбирать овцу и прятать ее от меня, пока я не проснулся. В день, когда овцу убивали, я не улыбался и не смеялся. Мои родители говорили: «лама зол, его лицо потемнело» и называли меня «лама с черным лицом». В это время мне было восемь или девять лет».
Осенью мы должны были собирать урожай ячменя и оставлять его на поле, отделив стебли от зерен. Ночью я спал на зерновых полях, а днем пас овец. Я помню, что когда жители теряли своих яков или овец или других животных, они приходили ко мне и просили погадать. И хотя у меня не было подходящих для гадания шариков или кубиков, я говорил им: «Идите в такое-то или такое-то место и там вы найдете свое животное». И практически всегда они на самом деле его там находили. Другие дети также просили меня остановить дождь или град – но это срабатывало лишь несколько раз!
Я редко ел мясо. Одной весной вода испортилась. Поскольку я ел лишь цампу, и моему организму не доставало питательных веществ, мое тело, руки и голова опухли и пожелтели. Мой отец Топгье очень волновался, что если я не начну есть мясо, я умру. Он сварил суп из мяса, риса и молока и дал мне. В этом время рис был большой редкостью. Через несколько дней такого питания опухлость спала.
Вскоре моя мачеха родила двух дочерей и стала еще более ревнивой и жестокой по отношению ко мне. Она говорила: «Твоя мать в Лангкор, твой отец на севере Дингри, что же ты до сих пор тут делаешь?». С появлением новых детей ее отношение ко мне стало еще хуже. Так мы жили достаточно долго, и никто не обучал меня даже основам чтения и письма, не говоря уже об обучении Дхарме.
Однажды в осенний день я задремал в поле, присматривая за овцами. Вдруг я услышал чей-то разговор, привстал и увидел, что лама по имени Угьен пришел на поле со своим сыном и учит его чтению. Каждый день я наблюдал за ним, а ночью повторял услышанное. Однажды ночью, когда я произносил алфавит, это услышал мой отец и удивленно воскликнул: «Где ты научился алфавиту?». Я ответил, что господин Угьен учит своего сына, и я научился от него. И тогда мой отец подумал: «Что ж, я тоже должен обучить своего сына». Ему удалось найти текст с алфавитом, и он дал его мне. Я был способен выучить все за один день.
Там где я жил, в Тибете, раз и два в год мы отправлялись на водяную мельницу молоть ячмень. Господин Угьен был главным на этой водной мельнице, и я приходил туда на 5-6 дней помогать ему. Когда практикующие аскеты (чье питание зависело от подаяний) вместе с простыми нищими прослышали, что я работаю на мельнице, они все пришли, поскольку знали, что я дам им много зерна. Также в реке рядом с водной мельницей водилось много рыбы. Я делал ритуальные подношения из зерен, совершал практику и выбрасывал подношения в воду на корм рыбам.
Осенью, когда люди занимались сбором урожая, йоги и практики приходили и просили милостыню. Я ходил вместе с ними в течение двух-трех дней, а затем возвращался домой. Поэтому йоги и практики, просившие милостыню, любили меня и думали обо мне хорошо.
Перевод: Aniezka
Предыдущая глава здесь
aniezka в Детство ламы ВангдуРанние годы
В процессе моего развития на моем теле возникли естественные шрамы. Одни люди говорили «у тебя тело словно раскрашено под тигра», другие говорили «как листья», или «прямо как шрамы».
Однажды, когда я уже знал несколько слов, я разбудил свою мать после того, как мы уже отправились спать: «Не спи, вставай, мы должны молиться!» Мать ответила: «Я не знаю, какую молитву мне говорить?» И тогда я сказал ей: «Дэва чен по кьи по шор» (Пусть я обрету рождение в чистой земле Будды). Это мантра, которой, по словам моей матери, я обучил ее как только начал говорить.
В возрасте, когда я уже мог ходить и бегать, другие дети моего возраста играли в разные игры. Но я не играл. Вместо этого я сооружал много ступ из камней и совершал перед ними простирания. Однажды двое представителей деревни Лангкор прибыли из центрального правительства в Лхасе. Чиновник и его жена обходили наши поля. Они увидели меня, делающего простирания, и подумали, что я, должно быть, инкарнация какого-то ламы, очень преданного практике. Я помню, что они были очень добры ко мне и подарили мне много сладостей.
Даже будучи маленьким я давал учения по Дхарме пяти или шести мальчикам и девочкам, которые со мной играли. Дети приходили с цампой, чтобы лепить пирожки. Но вместо пирожков мы делали церемониальные подношения для ритуалов. Вскоре они дали мне прозвище «лама лама». Когда другие дети приставали к деревенским курам и разбивали их яйца, я плакал и просил их не вести себя так. Вскоре, если я был неподалеку, они воздерживались от убийства животных или разбивания яиц. Среди моих друзей, которых я обучал Дхарме, была одна слабослышащая девочка. Мы играли в такую игру: я сажал ее себе на колено и рассказывал на ухо истории, связанные с Дхармой.
Но мое детство ожидали большие перемены. Была одна семья по имени Угьен Шика на севере Дингри, члены которой каким-то образом приходились родственниками моей семье. Сын Угьен Шика хотел перевезти мою мать в их семью, и он также хотел забрать меня с собой. Когда члены семьи Пенак об этом узнали, то отобрали меня у моей матери, несмотря на то, что я все еще был питался ее молоком.
14-й день 6-го месяца тибетского календаря – годовщина паринирваны Падампа Сангье под названием «религиозный праздник Лангкор». В основе данного праздника – события, произошедшие после того, как Падампа умер. Когда деревенские жители и преданные ученики плакали от горя, Дампа Сангье вдруг ожил и сказал им: «Не плачьте обо мне! Лучше, в этот праздничный день танцуйте, пойте и возносите молитвы!» Так что в этот день жители всего региона Дингри собираются вместе и празднуют. И в этом году на праздники люди распевали такие комментарии: «Есть обычай не позволять пони пить молоко кобылы. А это обычай Пенакпы - прервать кормление ребенка молоком матери» - эти слова были о том, как Панакпа забрал меня от моей матери в то время, пока я еще кормился грудным молоком.
Боль взросления
Так я остался с моим отцом Топгье и его официальной женой. Я также жил с моим дядей Норбу Тондрупом, который делил одну жену с моим отцом. Полиандрия была обычной в Тибете того времени. Они были бездетны, и поэтому растили меня с огромной любовью. Семья Пенакпа была очень богатой и поэтому в этом сообществе жило очень много людей, включая бабушек, дедушек и так далее – в целом около 18-ти членов семьи. Поэтому в течение нескольких лет обо мне заботились очень хорошо. Я очень хорошо помню смерть моей бабушки, за которой почти сразу последовала смерть официальной жены моего отца. Эти две женщины особенно сильно заботились обо мне. После их смерти в семье Панакпа появилась новая жена, но так сложилось, что ей не было дела до меня. По правде говоря, она предпочитала посылать меня присматривать за стадами овец на пастбищах, чем иметь со мной какое-либо дело.
Пять или шесть других детей гуляли со мной, пока я пас овец. Я находился внутри каменной стены, окружающей наше поле, и использовал камни со стены для возведения маленьких ступ. В своей пастушьей сумке я носил маленький барабанчик и колокольчик, и совершал свои религиозные практики прямо на пастбищах. Мне говорили, что когда я был маленьким, я был как йогин и не любил носить много одежды. В нашем доме на первом этаже жили овцы. Я жил на втором этаже и сделал из своей комнаты алтарь, используя маленькие глиняные статуи и абрикосовые косточки в качестве подношений. Я даже делал небольшие одежки для статуй из фантиков конфет.
Поскольку у моей семьи были стада овец, в определенный период некоторых животных уводили на убой. Обычно мои родители выбирали овцу, а в мои обязанности входило удерживать животное на каменной глыбе. Сначала я плакал от жалости к животным и умолял, чтобы овцу не убивали. Позже, я прямо противодействовал тому, чтобы овцу уводили на убой. Моим родителям приходилось выбирать овцу и прятать ее от меня, пока я не проснулся. В день, когда овцу убивали, я не улыбался и не смеялся. Мои родители говорили: «лама зол, его лицо потемнело» и называли меня «лама с черным лицом». В это время мне было восемь или девять лет».
Осенью мы должны были собирать урожай ячменя и оставлять его на поле, отделив стебли от зерен. Ночью я спал на зерновых полях, а днем пас овец. Я помню, что когда жители теряли своих яков или овец или других животных, они приходили ко мне и просили погадать. И хотя у меня не было подходящих для гадания шариков или кубиков, я говорил им: «Идите в такое-то или такое-то место и там вы найдете свое животное». И практически всегда они на самом деле его там находили. Другие дети также просили меня остановить дождь или град – но это срабатывало лишь несколько раз!
Я редко ел мясо. Одной весной вода испортилась. Поскольку я ел лишь цампу, и моему организму не доставало питательных веществ, мое тело, руки и голова опухли и пожелтели. Мой отец Топгье очень волновался, что если я не начну есть мясо, я умру. Он сварил суп из мяса, риса и молока и дал мне. В этом время рис был большой редкостью. Через несколько дней такого питания опухлость спала.
Вскоре моя мачеха родила двух дочерей и стала еще более ревнивой и жестокой по отношению ко мне. Она говорила: «Твоя мать в Лангкор, твой отец на севере Дингри, что же ты до сих пор тут делаешь?». С появлением новых детей ее отношение ко мне стало еще хуже. Так мы жили достаточно долго, и никто не обучал меня даже основам чтения и письма, не говоря уже об обучении Дхарме.
Однажды в осенний день я задремал в поле, присматривая за овцами. Вдруг я услышал чей-то разговор, привстал и увидел, что лама по имени Угьен пришел на поле со своим сыном и учит его чтению. Каждый день я наблюдал за ним, а ночью повторял услышанное. Однажды ночью, когда я произносил алфавит, это услышал мой отец и удивленно воскликнул: «Где ты научился алфавиту?». Я ответил, что господин Угьен учит своего сына, и я научился от него. И тогда мой отец подумал: «Что ж, я тоже должен обучить своего сына». Ему удалось найти текст с алфавитом, и он дал его мне. Я был способен выучить все за один день.
Там где я жил, в Тибете, раз и два в год мы отправлялись на водяную мельницу молоть ячмень. Господин Угьен был главным на этой водной мельнице, и я приходил туда на 5-6 дней помогать ему. Когда практикующие аскеты (чье питание зависело от подаяний) вместе с простыми нищими прослышали, что я работаю на мельнице, они все пришли, поскольку знали, что я дам им много зерна. Также в реке рядом с водной мельницей водилось много рыбы. Я делал ритуальные подношения из зерен, совершал практику и выбрасывал подношения в воду на корм рыбам.
Осенью, когда люди занимались сбором урожая, йоги и практики приходили и просили милостыню. Я ходил вместе с ними в течение двух-трех дней, а затем возвращался домой. Поэтому йоги и практики, просившие милостыню, любили меня и думали обо мне хорошо.
Перевод: Aniezka
Предыдущая глава здесь
