Ламдрэ: заря просветления. Глава 12: ученичество в буддизме

[nandzed]

Оригинал взят у kata_rasen в Ламдрэ: заря просветления. Глава 12: ученичество в буддизме

В прошлый раз мы с вами разговаривали о роли Гуру. Но надо понимать, что учительские качества проявляются только там, где есть ученик. И если человек не понимает роли ученика и не принимает её, то каким бы квалифицированным ни был его учитель, он не сможет стать для него Гуру. Ученичество – очень важное понятие для любого человека, который хочет встать на духовный путь. Быть учеником значит совершенно соблюдать дисциплину, иметь нерушимую приверженность мастеру и посвятить тому пути, которым он следует, всю свою жизнь.

Сегодня мы будем говорить об ученичестве в контексте буддизма; а точнее, в контексте махаянского буддизма, и по преимуществу в его тантрическом варианте. И начну я с одного важного замечания, а именно: человек не может быть последователем Ваджраяны – да даже Парамитаяны, – если он не удовлетворяет общим критериям буддиста. Сперва необходимо принять буддистскую веру; а уже в дополнение к этому можно вступить в Махаяну и выбрать в ней путь парамит или тантры. Сказано, что когда человек созревает для принятия буддизма, то ощущает его учения и догматы как нечто близкое и созвучное, отождествляется с ними и жаждет полностью подчинить им свою жизнь. Такой человек – как пустой сосуд, готовый к тому, чтобы наполниться учением. Он чувствует интуитивное влечение к нему, а карма помогает ему с ним столкнуться. И учение для такого человека – это не философская система, подлежащая анализу, а часть его собственной души, которая слишком долго была в изгнании. Вот такого ученика традиционно называют «годным сосудом».


Существует ряд качеств, к обретению которых ученикам нужно стремиться, чтобы стать достойными встречи с учителем. Ведь размышлять о том, каким замечательным во всех отношениях человеком должен быть мастер, очень легко; и при известной придирчивости можно даже прийти к выводу, что большинство учителей недостаточно хороши, чтобы быть Гуру. Но взглянем внутрь себя и задумаемся: а достойны ли мы сами того, чтобы учиться у совершенного мастера? Покопавшись в себе как следует, мы можем обнаружить очень много такого, что стоило бы проработать, прежде чем отдаваться кому-нибудь в ученики. Но для начала – продолжая метафору сосуда – нам надо стать сосудом, свободным по крайней мере от трёх основных недостатков.

Первый недостаток состоит в неправильном положении сосуда. Если сосуд перевёрнут, то сколько в него ни лей, внутрь всё равно не попадёт ни капли. Таковы ученики, которым, как говорится, всё как об стенку горох. Они не могут быть вместилищем учений, поскольку не прислушиваются к учителю. Правда надо сказать, что среди западных людей этот недостаток не очень распространён, и обычно они бывают довольно заинтересованными слушателями. Наверное, это связано с тем, что в целом у них высокий уровень образования: они привыкли учиться, привыкли посещать лекции, и если приходят на лекцию, то ожидают вынести из неё какие-то новые знания. Так что фиксировать информацию у них получается отлично. А вера приходит со временем.

Второй недостаток заключается в наличии дыр и трещин. Всё, что вливается внутрь такого сосуда, немедленно вытекает из него обратно. Это о рассеянных учениках, которые слушают учителя, но слушают невнимательно, поэтому не воспринимают учение должным образом.

Третий недостаток – грязная поверхность. Это тот случай, когда сосуд стоит правильным образом, на нём нет повреждений, но им всё равно нельзя пользоваться, потому что он грязный. Здесь имеются в виду те ученики, чья мотивация нечиста. Слушать они могут очень внимательно, но воспринимают мало, поскольку захвачены своей гордостью и не могут довериться той истине, которая изложена в учении. У них всегда наготове какие-то замечания и оговорки, и в их уме таится множество всяких «но». Сюда же относятся печальные ученики, которых сковывает переживание собственной неадекватности. Они могут приходить на учения, могут иметь в них веру, но им не хватает уверенности для того, чтобы попытаться приложить учения к жизни. Они как бы уклоняются от практики; так что реальной пользы от учения они не получают.

То, о чём я сейчас говорил, – это традиционно перечисляемые недостатки, которые могут быть у учеников, пришедших послушать учение. Но сейчас они уже, наверное, не так актуальны, как прежде. В частности, заинтересованность слушателей почти гарантирована, потому что если человеку неинтересна тема какой-то лекции, то он просто на неё не придёт. И рассеянность уже не так страшна, потому что теперь есть камеры и диктофоны, и лекцию всегда можно переслушать заново. Так что, пожалуй, можно говорить о том, что этот перечень устарел! Будучи западными людьми, мы обладаем очень критичным умом, так что нам, скорее, надо стремиться к тому, чтобы быть более открытыми. Дело в том, что если у нас уже есть некоторое предвзятое мнение, то оно оказывает искажающее воздействие на всё, что мы слышим. Вот, например, ситуация, когда мы слушаем одного учителя, а потом идём к другому, имея в виду сравнить их слова и выявить нестыковки. Действуя таким образом, мы создаём причины для внутреннего конфликта и ощущения замешательства, из-за которых потом не сможем воспринимать учение во всей его полноте. Чтобы избежать этого, необходимо использовать четыре опоры, как им учил Будда. В частности, не следует слишком сильно привязываться к конкретным людям, словам, ярлыкам, не следует полагаться на них. А то у нас есть склонность к такому цеплянию; но в голове от этого может получиться полная неразбериха! Ведь разные школы, зачастую, используют для одних и тех же вещей совершенно разные термины, а у одного и того же термина может быть целый ряд смысловых слоёв. Так что обычно проходит весьма продолжительное время, прежде чем человек начинает хорошо понимать тот или иной специфический внутришкольный жаргон. Но, как я уже ранее говорил, процесс передачи учения основывается отнюдь не на понимании слов. Он происходит в очень глубинных областях психики, в сфере интуитивного; и поэтому для сознания факт передачи может остаться совершенно незамеченным и ещё некоторое время никак на этом уровне не проявляться.

Если человек стремится стать учеником, то сперва он должен принять обет. И у него должно быть чувство императивной потребности в этом; ощущение, что на нём лежит миссия, которая может быть исполнена только так. Он должен быть убеждён, что учения принесут ему благо, и должен быть стоек в своём намерении, несмотря на все мирские препятствия. Но если у человека нет этого чувства призванности, то он будет пасовать при малейших трудностях и под любыми предлогами стараться уклониться от учения и практики; а как следствие – продвигаться чрезвычайно медленно. На самом деле, вы обязательно преодолеете все препятствия, если не будете сдаваться, а будете смело смотреть им в лицо. Да и какой же это ученик, если он сдался? Такого человека можно назвать только пораженцем – но уж никак не учеником.


Четыре основных препятствия, с которыми сталкиваются ученики

Первое препятствие, с которым мы можем столкнуться – это наше невежество. Если мы не способны понять учение, мы будем мало продвигаться вперёд. Невежество опасно тем, что мешает человеку узнавать новое и таким образом поддерживает самое себя.

Второе препятствие – это неуважение. Если у человека нет подлинного уважения к себе, то у него не получится испытать это чувство ни в отношении учения, ни в отношении учителя.

Третье препятствие – легкомысленность. Если человек недостаточно серьёзно относится к духовному пути, и его решимость слаба, то внешние влияния могут легко сбить его; поэтому в практике и учении такой человек будет проявлять нестабильность.

А четвёртое препятствие – особая сила загрязнений: алчности, ненависти, неведения, ревности и высокомерия, – которая заставляет человека чувствовать, что буддийские учения слишком возвышенны и чисты, чтобы быть применимыми к его жизни. С крайне сильными загрязнениями люди обычно пытаются бороться какими-то иными методами, поскольку не верят, что учение может чем-то помочь таким, как они.

Но ни одно из этих препятствий не является приговором для нашей практики; и если мы проявим достаточное упорство, то постепенно сможем все их преодолеть. Учения развеят наши сомнения, рассеят мрак нашего невежества; и тогда наша вера в них станет более крепкой. А если мы будем сильнее верить, то и наша самооценка улучшится, мы станем более уверенными в себе, и наша решимость продолжать учиться также, как следствие, возрастёт. В нас не останется и следа непочтительности по отношению к учениям и учителю, как бы долго это чувство ни таилось у нас в душе. Мы станем больше уважать тех людей, которые окружают нас в сангхе, и начнём по-настоящему ценить свою практику и прочую деятельность, связанную с буддийским сообществом. Наша нерадивость будет преодолена. Учения прочно запечатлятся в нашем уме, оказывая благотворное воздействие на наше поведение на всех трёх уровнях: ума, речи и тела. И мы отбросим свои загрязнения, таким образом оставляя четвёртое препятствие позади. В прошлом мы часто действовали неосознанно, повинуясь укоренившимся импульсам, происхождения которых не понимали; но на этом этапе грубые загрязнения будут иметь над нами куда меньшую власть, и мы будем способны замечать в своём поведении также и те паттерны, которые связаны с загрязнениями более тонкого уровня. Мы начнём работать над этими загрязнениями; и опыт, приобретённый нами, наполнит нас верой в то, что нам удастся преодолеть и их.

Сказано, что если человек даст обязательство преодолеть эти четыре загрязнения, то в его душе будет жить ощущение ученичества, в силу которого он будет чувствовать. приверженность, почтение и уважение как к своему учителю, так и к другим ученикам. Также оно отразится в том, что он будет очень серьёзно и внимательно относиться к своим обетам и клятвам; станет более сконцентрированным и упорным в отношении учёбы и ежедневной практики. Его познания расширятся, вера окрепнет. И по мере того, как он будет достигать успеха в укрощении ума, будет также расти и его осознанность.

Если он не покинет путь, то постоянно наблюдая за действиями своих тела, речи и ума, он будет всё лучше понимать свои особенности и овладеет такой степенью контроля над своими эмоциями и привычными способами их проявления, о какой раньше и не мечтал. Он станет более спокойным и толерантным, но также и более настойчивым в учении. Так что в какой-то момент он даже может начать досаждать учителю в своём старании овладеть всякой премудростью, какая только есть. Чем дольше такой ученик общается со своим учителем, тем большим взаимным уважением они проникаются, и тем более близкой становится их дружба. Но если вы просто пришли на церемонию и что-то там получили от человека, которого никогда после этого не увидите, то от одного этого вы ещё не делаетесь учеником. Нахождение в ученичестве предполагает, что вы поддерживаете со своим учителем отношения, и делаете это на протяжении длительного периода времени. Именно эти отношения дают возможность происходить таким глобальным переменам в личности, характере и поведении ученика, что через некоторое время они становятся заметны даже для тех, кто очень мало знаком с ним. В частности, ученик обретает способность выносить любые критические замечания своего учителя, как бы сурово они ни звучали.

Всё, о чём я сейчас говорил, – это общебуддийские представления об ученичестве. А что касается Махаяны, то в ней для учеников вводится дополнительное условие, которое заключается в том, что они должны по-особому относиться к чувству сострадания и ощущать, что развитие этого чувства есть задача наивысшей важности, и без него никакое реальное продвижение невозможно. С точки зрения махаянского ученика сострадание является гораздо более значимым фактором практики, чем отречение. Но это не значит, что отречение вообще не играет в Махаяне никакой роли! Просто если человек делает основной акцент на непривязанности – непривязанности к миру, непривязанности к населяющим его живым существам, – то есть опасность, что он отгородится таким образом от чужих страданий и замкнётся в себе. Находясь на пути Махаяны, практикующий, на самом деле, может иногда уходить в затвор, имея в виду усовершенствовать там свою практику и усилить способность к бесстрастному восприятию определённых обстоятельств. Но при этом он не отрекается от других! Хотя бы даже физически последователь Махаяны находился в полном уединении, в центре его практики всё равно остаётся благо живых существ. Руководящим принципом всех его практик даже в ситуации затвора является развитие сострадания, а отнюдь не отречение от других. Интересно, что когда человек находится на пути Махаяны, то его отношения с матерью начинают меняться. (И это, в действительности, главный знак того, что человек стал именно махаянским учеником!) Даже в тех отношениях, которые годами были неприязненными, появляется какое-то новое чувство близости. И мать становится для практикующего самым дорогим человеком; он чувствует себя признательным ей, как более никому другому.
Но для последователя Махаяны также очевидно, что кроме сострадания нужно развивать и мудрость постижения пустоты. Он не хочет оказаться захваченным объектами своего сострадания и понимает, что само это чувство, его объект и субъект не существуют независимо, не обладают самобытием. И он, в частности, осознаёт, что его растущее сострадание по отношению к матери в итоге должно охватить собой всех чувствующих существ. В конце концов, если наше сострадание простирается не дальше нашей собственной матери, то мы не махаянисты, а скорее мамаянисты! Слово маха в переводе с санскрита означает «великий». А великое сострадание, соответственно, – это такое, которое распространяется на всех существ. Но при этом мы не должны цепляться, даже если речь идёт о нашей собственной маме. То, чем мы готовы захватиться, – это то, что нам на самом деле надо отпустить. Взращивать сострадание безусловно важно; но важно и очиститься от привязанности.

Основной акцент в своей практике последователи Махаяны делают на осуществлении первой парамиты – парамиты даяния. Выполняя обет проявлять сострадание к другим, они отдают им всё, что только могут отдать: своё время, силы, душевную теплоту, идеи, материальное имущество… Даже нравственность, которую они практикуют, направлена на то, чтобы помогать другим живым существам и воодушевлять их. И хотя бы самим им были уже не нужны какие-то из обетов, они всё равно будут продолжать в точности соблюдать их, чтобы подавать другим хороший пример. Деятельность приносит махаянистам радость. Чем больше у них всяких дел, тем они счастливее, мудрее, тем больше энергии их наполняет. И чем бы они ни занимались, практикой или какими-то мирскими делами, в начале они обязательно вспоминают, что их цель есть всеобщее непреходящее благо, а в в конце – посвящают все накопленные заслуги благу живых существ. Такого практикующего не беспокоит, если какие-то из его собственных желаний не исполняются, потому что он трудится не ради себя, а ради других. Избранный им путь велик, а миссия высока. Говорится, что даже серьёзные трудности не сотрут с лица махаяниста улыбку, а только ускорят его продвижение. Махаянист никогда не сдаётся. Он полон отваги. Он берётся за такие дела, которые никто не будет делать по доброй воле. Если человек постоянно хранит в себе такие качества, то он, как сказано, по сути уже пробуждён, уже рождён как сын Будды. Всех достоинств, которые люди ожидают увидеть у Будды, у него ещё может не проявляться, но он настолько смел и обладает таким неослабевающим состраданием, что назвать его маленьким Буддой уже вполне можно. А быть Буддой – даже маленьким – в любом случае лучше, чем им не быть.

И приверженные махаянисты, и приверженные тхеравадины должны быть готовы преодолевать большие расстояния ради учения. Зрелый ученик – это тот, кто постоянно жаждет учиться. Ему никогда не кажется, что он уже знает достаточно.

Однако на самом деле важна не информация как таковая; важен тот опыт, которого мы набираемся, применяя свои знания на практике. Поэтому ученик – это всегда ученик чей-то. И каким бы зрелым он ни был, наставник у него обязательно должен быть.

Ваджраянский ученик, помимо всего перечисленного, должен обладать ещё рядом специфических качеств. В первую очередь, он должен иметь огромную приверженность своему Гуру; а что касается секретных учений, то он должен дорожить ими как великим сокровищем и заботиться о сохранении их тайны. Это не значит, что он не должен хотеть, чтобы ими обладали другие! Последователь ваджраяны не жадничает; он просто знает, как правильно давать такое учение, а как – неправильно. То есть он знает, кто правомочен давать учение тантры, каким образом и при каких обстоятельствах. Поэтому он не будет раскрывать его только ради того, чтобы похвастаться своими познаниями – это ему совершенно неинтересно.

Последователя Ваджраяны характеризуют терпимость и незашоренность. Свою самаю, свои духовные отношения он оберегает как зеницу ока – для него это самые важные отношения в жизни, и он не знает ничего ценнее, чем отношения с учителем и другими учениками. Взяв обеты, он соблюдает их не только ради себя самого, но и чтобы не запятнать честь того сообщества, к которому он принадлежит. Он понимает, что нарушение им обета может негативно сказаться на практике других учеников, и поэтому особенно тщательно заботится о своей нравственной дисциплине. Он не имеет никаких сомнений в учениях Ваджраяны и их аутентичности, а его желание учиться никогда не ослабевает. Ему известен как сущностный смысл учения, так и детали его трактовки, изложенные в комментариях, причём он не видит противоречий между этими двумя уровнями. Он может изложить смысл весьма обширного учения всего в нескольких словах, а может и разъяснить самым подробным образом значение какого-либо краткого тезиса. Он наделён полнотой знания и не цепляется за слова и идеи. К учителю же, который посвятил его в мандалу и сделал его, таким образом, подходящим сосудом для пути Ваджраяны, он никогда не теряет почтительного отношения. А если человек готов для пути, то через данные ему практики он рано или поздно обязательно будет освобождён. И даже когда последователь Ваджраяны не понимает какой-то из практик, он всё равно почитает её наравне с другими, поскольку знает, что и она содержит ключ к достижению просветления. Такой человек не откажется от своей практики, хотя бы это стоило ему жизни. Он обладает нерушимой верой в своего Гуру, полностью предан ему. Его восприятие учителя и действий учителя чисто. Он так привержен ему, как будто это сам Будда.

В прошлый раз, разговаривая о метафоре солнца, сухого топлива и увеличительного стекла, мы обращали внимание на то, что нельзя поджечь топливо, если оно сырое, и нельзя сделать это при помощи одних только солнечных лучей, если их не концентрирует линза. Когда Будда приходил в этот мир, нас не было рядом с ним. Да хотя бы и были – это не отменяет того факта, что мы всё ещё здесь находимся. И поэтому мы в таком долгу перед Гуру, который занимается нами сейчас. Это он тот человек, который оказался в нужное время в нужном месте, чтобы установить над нами линзу – в том положении, как это лучше всего для нашей ситуации, – и тем самым дать солнцу возможность испепелить наши загрязнения. И если опыт взаимодействия с Гуру оказался для ученика именно таким, то в дальнейшем он будет относиться к своему учителю с безграничными преданностью и почтением. И чем больше он будет продвигаться в практике, тем более сильной будет становиться его приверженность. Вообще, качество взаимоотношений Гуру и ученика является очень неплохим показателем того, растёт этот ученик или нет. Если вера и преданность в ученике крепнут, то и его практика расцветает. Также верно и обратное.
Теперь я немного расскажу о стадиях гуру-йоги. В начале этой практики, как сказано, мы должны визуализировать Гуру как Будду. То есть фактически мы замещаем своего Гуру Буддой, хотя реально видеть в учителе полностью просветлённое существо у нас пока может и не получаться. Но при этом мы осознаём, что Гуру нам гораздо ближе, чем Будда. И у нас начинает возникать мысль, что Гуру чем-то на Будду похож. А когда мы уже видим, что Гуру подобен Будде, то переходим на следующий уровень, где нам становится понятно, что наш собственный ум, в свою очередь, подобен Гуру. Чем проще нам представить себе Гуру в облике Будды, тем проще принять идею о том, что Гуру и является Буддой. И чем яснее мы осознаём это тождество, тем очевиднее для нас становится, что между умом Гуру и нашим собственным умом на самом деле нет никаких различий. А своего апофеоза практика гуру-йоги достигает в тот момент, когда ученик осознаёт, что его собственный ум и есть Будда.

Сперва наше осознание действует только на внешнем уровне: мы замещаем воспринимаемые нами объекты какими-то другими. Затем мы начинаем понимать, что истоки объектов – в уме, и что ему по природе свойственно творить их. И задача Гуру, на самом деле, состоит в том, чтобы показать нам: пылающее топливо обладает природой солнца. Если у солнца природа огненная, то ведь такая же она и у древесины, которой предстоит загореться! А то, что мы привыкли осознавать себя сырыми брёвнами, – это просто случайное загрязнение ума, за которое он цепляется по инерции. Табличку на себя, на самом деле, можно повесить какую угодно. Можно даже навозной кучей себя считать; но лучше всё-таки попытаться помыслить себя как костёр. И со временем наступит такой момент, когда нам уже не нужно будет внешнее солнце, и мы сможем зарождать огонь непосредственно в древесине. Ту роль, которую играет в этом гуру-йога, трудно переоценить. В Тибете есть поговорка, что когда нет учителя, то и образ Будды становится пустым и тусклым. В действительности, какого бы великого мастера мы ни взяли, каждый из них приходится кому-то учеником. Даже у Будды были учителя.

Гуру является для нас олицетворением учения, поскольку если мы получаем учение, то только через посредство Гуру. Таким образом любовь к учению и приверженность Гуру оказываются связанными неразрывным образом. Говорится, что для практикующего гуру-йогу даже глупости, которые совершает его Гуру, прекрасны. Вера такого ученика настолько сильна, что никакое действие Гуру не может показаться ему некрасивым. И эта сила веры позволяет его восприятию трансформировать реальность. В достигшем такого уровня ученике можно обнаружить многие из достоинств, которые характеризуют его учителя. Он становится держателем знаний, учений и мудрости своего Гуру.

В тибетском языке слово «ученик» звучит как лоб ма. Лоб – это учение, а ма – мать. То есть, если переводить дословно, ученик – это мать всего учения. Матерью учения ученик является в том смысле, что способен порождать знание в себе и далее передавать его другим. А если человек сам не может учить, значит как ученик он никуда не годится. Хороший ученик хорошего мастера чувствует, что распространять учение дальше – его долг; и он делает для этого всё возможное. Такой ученик ощущает себя продолжением учителя. И когда он становится способным претворять желания своего учителя в действительность, его ученичество считается завершённым. А главное желание учителя обычно состоит в том, чтобы учение продолжало жить.

В десятом веке буддизм на территории Индии был уничтожен; но сама идея ученичества не погибла, а буддийское учение перекочевало в другие страны – на север, юг и восток, – где живо и здравствует до сих пор. Причём нельзя сказать, чтобы это было результатом хорошей организации буддистов или какой-то их политической мощи. Среди всех прочих религий буддизм, кажется, институционализирован в наименьшей степени. Здесь нет никакого единого руководителя. Процветание учения основывается на личных отношениях между учителем и его учениками. И при этом – никакой организованной миссионерской деятельности.

Распространение буддизма происходило преимущественно путём того, что его последователи, попадая в другие страны, делились там своими знаниями с местным народом. Вот разве что в юго-восточной Азии сейчас есть несколько буддийских организаций, ведущих работу миссионерского толка; но похоже, что никаких особенных результатов она не даёт. Дело в том, что она совершенно чужда собственной логике развития буддизма. В реальности всё завязано на то, что человек получает от кого-то учение, а затем в соответствии с ним живёт. В этом случае он естественным образом распространяет учение среди тех, кто его окружает. Его собственные ученики становятся следующим поколением практикующих, и история повторяется уже с ними.
Запомните: знания и мудрость не являются чьей бы то ни было собственностью. На учение не может быть авторского права. Восприняв учение из уст своего наставника, человек свободен практиковать его, осуществлять и передавать дальше. Поступая так, он сможет принести пользу другим. Возможно, со временем он начнёт презирать то, чем он занимался в прошлом, но он не пожалеет ни об одной секунде, потраченной на развитие собственной практики и на помощь другим существам. Накопление знаний не должно быть самоценностью для ученика. Ему необходима не информация как таковая, но умение применять её для решения реальных проблем. Знания даются ученику затем, чтобы он мог вычистить ими свой ум от накопившейся там ржавчины. И если мы становимся учениками, то для того, чтобы научиться жить, а не для того чтобы овладеть какой-то способностью или профессией. Учение – это не хобби. Это то, что нужно нам постоянно, как воде нужно течь, чтобы она не застаивалась. И здесь недостаточно простого желания учиться; это должно быть для человека вопросом жизненной необходимости. Только в этом случае он сможет передавать дух учения другим.

Вот, в целом, каковы общебуддийские, махаянские и тантрические требования к ученикам. А детали описываются более специфическими обетами и обязательствами. Что касается дисциплины общебуддийского уровня – так называемых обетов пратимокши, или, в дословном переводе с санскрита, личного освобождения, – то это наиболее пластичный уровень буддийской нравственности, и он допускает очень много вариантов, начиная от взятия одного мирянского обета и заканчивая полной монашеской винаей. Причём в некоторых странах традицией допускается даже взятие монашеских обетов на небольшой срок с последующим их снятием. Только применительно к обетам пратимокши в буддизме существует такой простор для адаптации дисциплины к индивидуальным особенностям и потребностям.

Обеты бодхисаттвы в Махаяне принимают все, независимо от того, какие обеты они соблюдают на уровне пратимокши, и являются ли они мирянами или монахами. Единственным требованием к принимающему эти обеты является наличие у него прибежища в трёх драгоценностях. В случае, если прибежища у человека нет, оно передаётся ему в начале церемонии дарования обетов бодхисаттвы. Что касается тантрических обетов, то их может принять тот, кто уже является держателем обетов прибежища и бодхичитты. Три наиболее общих обета тантры касаются работы нашего восприятия: того, как мы воспринимаем формы (в том числе, своё тело), звуки (в том числе, собственный голос) и возникающие в уме мысли. Принимая обеты тантры, мы обязуемся каждую форму воспринимать как божественную, просветлённую. Мы должны отбросить все ярлыки и воспринимать объекты как пустые сосуды, осознавая, что пространство внутри них едино. Это единство и называется божеством. Дух – это наше сознание, которое по природе есть пробуждённый Будда. Понимаю, что это непростая тема! Куда как проще заниматься выполнением обетов пратимокши – есть по правилам и так далее. Знаете, однажды Атишу – индийского мастера, жившего в одиннадцатом веке, –спросили, каких он достиг успехов в соблюдении трёх видов дисциплины. И Атиша ответил: «Обеты пратимокши и бодхичитты я всегда исполнял безупречно; но что до тантрических обетов, то я каждый день нарушаю их – и в основном тем, что теряю видение других как божеств». Когда вы принимаете тантрические обеты, то предполагается, что с этого момента вы должны в каждом звуке слышать эхо мантры, а больше ничего лишнего там не слышать. Причём к таким звукам, как шум ветра и волн, треск костра и грохот осыпающихся камней, это тоже относится. Идея здесь, соответственно, заключается не в том, чтобы отчаянно хвататься за мантру, когда нам кто-нибудь говорит что-то ужасное, а в том, чтобы воспринимать любой звук как проявление мантры, даже если это какой-то совершенно нейтральный природный шум.

Что касается мыслей, то любая мысль должна осознаваться нами как пустая от независимого существования. Мысли приходят и уходят. Они несубстанциональны. Поэтому нам не нужно беспокоиться по поводу тех или иных своих мыслей, не нужно впадать из-за них в депрессию, злиться и возбуждаться. (А то ведь бывает, что человека настолько захватывают его мысли, что он перестаёт отличать их от реальности и в результате становится параноиком!) Данный обет не предполагает размышлений о природе мыслей или об их содержании; чтобы его выполнять, достаточно просто позволить своим мыслям возникать и исчезать, как им заблагорассудится. Так у нас не будет с ними никаких проблем. Ведь проблемы, на самом-то деле, возникают только тогда, когда мы пытаемся выражать свои мысли. Тут-то у нас и откладываются всякие загрязнения и неблагоприятные кармические отпечатки.

Не следует думать, что обеты тантры – это что-то оторванное от жизни. Они, конечно, непросты в выполнении, но очень полезны. Эти обеты помогают нам освежить сознание. Они же вообще придуманы не для того, чтобы сковывать нас, а для того, чтобы освобождать! Да, в ходе формальной практики нам приходится визуализировать некоторые вещи, которые сперва могут показаться нам весьма далёкими от действительности. У нас всё-таки уже сложился какой-то образ своего тела; и тут бац! надо вообразить себя в божественном облике. И думать при этом можно только какие-то определённые мысли, а другие – нельзя. Всё это заставляет нас чувствовать себя скованными, и мы вздыхаем с облегчением, когда сессия заканчивается. Это двойственность медитации и не-медитации. В силу неё каждая сессия обязательно имеет конец; и если во время медитации нам тесно, то после неё – наоборот, легко и свободно. Именно эту лёгкость мы должны ощущать, применяя практику в повседневной жизни.

На уровне пратимокши обеты варьируются довольно значительно; обеты Махаяны и Ваджраяны более единообразны. Что касается тантрических обетов, то тут варианты возможны в основном в отношении того, какие обязательства по практикам даются на посвящении и даются ли вообще. Основная задача практики уровня тантры состоит в трансформации образов, звуков и мыслей. Довольно трудно заниматься этим непрерывно, но хотя бы по несколько раз в течение дня это нужно пытаться делать. Таким образом мы достигнем гораздо большего, чем просто практикуя садхану, – применение учения к реальной жизни сильнее воздействует на наш ум, чем формальные занятия, и даёт больше опыта. А завершением нашей работы станет достижение просветления. Придёт момент, когда знать будет уже нечего; наступит совершенная ясность, исчезнут границы, разделяющие субъекта, объект и идею, и продолжать накапливать информацию больше не будет нужно – вместо этого понадобится способность интерпретировать собранные знания и привносить их в жизнь. Об этом этапе говорят как о торможении развитого ученика. Сказано, что когда ученик его достигает, то у него появляется ощущение, что интеллектуальных упражнений и изучения теории с него достаточно – пора опуститься на уровень сердца. Там, в сердце, им и будет обретена истинная реализация.
Темы этой и предыдущей лекций не являются чем-то специфическим для учений Ламдрэ. Иметь понимание ролей Гуру и ученика важно каждому, кто следует путём Ваджраяны. Это чрезвычайно значимые понятия для всех нас, потому что не бывает такого момента, когда мы должны переставать чувствовать себя учениками. Но хотя войти в ученичество легко, удержаться в нём очень трудно. И поэтому так важно, чтобы люди понимали, сколько пользы им может принести ученичество и какой это огромный источник радости. Конечно, я взял эту тему гораздо шире, чем то, как её традиционно объясняют монахам. Но ведь люди вступают на путь и вне пределов монастыря. И там они тоже могут ощущать себя сосудом, который готов стать вместилищем чего-то. Кстати, а сами вы уже наполнились? Или ещё есть место?