Ши

[nandzed]

Когда я читаю и размышляю о других временах, становится очевидным, что мир лишь комбинация взаимоотношений начал. Одних и тех же... Происходящее в моей стране не самодовлеет. Нас разрушает поверхностность нашей жизни, дающая нам объяснение её, но не дающая нам её понимания. Смотрение же в другие времена, давая жизни иную глубину, освобождает. Наша зависимость от боли и страха преувеличивает значенье обстоятельств. Боль поверхностна, а стремление избегнуть боли лишает нас понимания и глубины, приковывает к поверхности. Как писал Анагарика Говинда, чтобы разрешить проблему, нужно её перерасти. Все мудрецы - от древних китайцев до современных физматиков - едины в этом: решение проблемы всегда лежит за её пределами. Не нужно разрушать свой дом, чтоб выйти из него)).

Итак, история Китая...


     "Однозначного перевода слово «ши» не имеет, и в основном его следует понимать
контекстуально. Его  переводят  то  как «служивые  мужи», то  как «учёные  служивые
люди»; китайцы считают его синонимом слова «интеллигенция». В любом случае, ши
представляли  собой  интеллектуальную  элиту  общества  в  самом  широком  смысле.
Обычно  они  служили  хранителями  архивов (Лао-цзы  также, по  легенде, был
хранителем  архивов царства  Чжоу), администраторами  нижнего уровня. Многие  из
них были профессиональными воинами и советниками уездных правителей.

    Исторически  период  деятельности ши  охватывает  более  половины  тысячелетия.
Это  сословие  сформировалось  в  конце  эпохи  Чжоу, и, безусловно, и  Конфуций, и
Мо-цзы, и Лао-цзы принадлежали именно к ши. В эпоху Хань (II в. до н. э. –  II в.  н. э.)
ши  угасают, возрастает  их  конформность. Чистота  нравственного идеала  и 
искренность  внутреннего  посыла  постепенно  заменяются  строгой ритуальной  маской 
того, что «должно  быть». Вероятно, именно  в  среде ши происходит  письменная  фиксация  мистического  знания  и  начинаются  его  первыесветские трактовки, обобщённые в
«Дао дэ цзин».

    Выход ши на социальную арену во многом оказался связан с теми изменениями,
которые проходили на территории китайских царств. В период Позднего Чжоу идут
явные  сдвиги  в  социально-экономических  отношениях, основной  причиной  которых
стало  начало  активного  использования  железных  орудий  и  поливного  земледелия.
Изменяется  не  только  характер  земледелия, но  и  расширяются  площади
возделываемых земель. Если раньше богатство человека целиком зависело от его
ранга знатности, то теперь некогда существовавшая гармония нарушается: богатыми
могут  стать  не  только  самые  знатные, и, наоборот, аристократические  дома
разоряются  в  результате  войн. Одновременно  расширяются  территории  царств  за
счет  поглощения  более  мелких  и  менее  удачливых  соперников. ...Многие  из  этих 
процессов  отражены  в «Дао  дэ  цзин», например: «Не  сгоняйте народ  с  его  мест,
не  презирайте  устоев  его  жизни» (§ 72); «Благодатный  человек правит через
договорённости. Человек вне Благодати правит через налоги» (§ 79).

    В IV в. до  н. э. во  всех  крупных  царствах  проходит  волна  реформ, в  результате
которых  практически  отменялись  наследственные  привилегии  аристократии, путь
наверх  открывался нетитулованным, но быстро богатевшим людям. Это  создавало
ещё большее впечатление полного нарушения гармонии в обществе.

     Ши представляют собой уникальный переходный тип личностей: с одной стороны,
они приобщены к светской культуре и активной социальной жизни, с другой стороны,
ищут ответа в мистической традиции, активно общаются с теми, кто, по их мнению,
воплощает идеал знания, – мистиками, гадателями, прорицателями, посвящёнными.
Но  здесь  пролегает  граница  между  образованным, тонким интеллектуалом ши и
тем кругом людей, которые реально воплощали приобщённость к высшему знанию.
Ши сами не были посвящёнными в мистические культы, не обладали в полной мере
той силой и яркостью переживания, которое было присуще носителям мистической
традиции.

    Ощущение  сакрального, непередаваемого  уже ускользает  от  них, остаётся  лишь
смутное  воспоминание  о  некоей  тайне. И  поэтому  всё  то, что  раньше  считалось
непередаваемым, «извечно на устах, в сердцах, но не на бумаге», вдруг оказывается
зафиксированным  в  письменном  виде. Так  постепенно  появляется  первая
компиляция  мистических  откровений, которые  самими  записывающими  уже  не
воспринимались как тайна – ведь это были «не их» откровения.

   Этимология  слова  «ши» достаточно  интересна. В  древности  понятие «ши»
являлось синонимом понятия «человек». Позже им стали обозначаться воины. И то,
и  другое  значение  мы можем встретить в  самом  древнем  китайском  литературном
произведении «Ши  цзин». Понятие «ши» трижды  встречается  в  тексте «Дао  дэ
цзин». ...При  этом  автор  не  называет  себя  и «отшельником», хотя  это  понятие  уже
встречалось  в  ту  эпоху. Правда, всё  это  не  мешает  ему  подчёркивать  своё
горделивое  одиночество, отличность  от  других, неумение  жить  по  законам  толпы,
ставя им в противовес единый закон природы Дао. В отличие от весёлого буйства
людей, «словно  охваченных  праздником  императорского  угощения», он  печален, а
если быть абсолютно точным, – находится в том предсостоянии бытия, где нет ещё
ни радости, ни грусти, уподобляя себя нерождённому младенцу без улыбки. Но его
печаль – это  затаённая  радость  от  ощущения  вкуса  бытия, это  ликование  от
исключительно интимного общения с этим миром, в то время как другие люди веселы
от мелких событий жизни, а не от события самой жизни.

   Безусловные  идеалисты  по  своим  нравственным  и  политическим  устремлениям,
ши оказались одержимы  идеей  собственной  харизмы, а  точнее – её  обретения.
Именно  она  и  подразумевалась  в  понятии  Благодати – Дэ. Традиционную
социальную жизнь или существующий политический порядок они отнюдь не считали
даже  близкими  к  образцу  и  не  здесь  черпали  силы  к  существованию.

   ...В  отличие  от  конфуцианцев, которые  считали, что  решение  всех  бед
состоит  в  возвращении  к  чистоте  уложений  древности  и  четким  нравственным
критериям, ряд «достойных мужей» видел выход отнюдь не в этом. Для них нет большой разницы между древним и современным, старое – отнюдь не идеальное, и  традиционные  ценности – далеко  не  образец. Лаоисты  говорят  об идеале  внутреннего, описывают  не  столько  государственный  строй, сколько метафизическую композицию жизни, которая
в равной степени могла осуществляться и в древности, и в современности.

    Эти  люди  придерживались традиции  возвышенного  отшельничества (и минь), во
многом  непривычного  для  нас  сегодня. Это – отнюдь  не  пустынножительство, не
полное  уединение, скажем, высоко  в  горах  с  соблюдением  полной  аскезы. Это –
умение  ускользать  от  людей, живя  при  этом  среди  них. С  другой  стороны,
отшельничество  не  обязательно  должно  превращаться  в  вечные  странствия  и
скитания, ибо Лао-цзы считает, что «не выходя за ворота, можно познать весь мир».
При  этом  люди, подобные  Лао-цзы, нередко  служили  при  дворе, получали
приглашения  от  правителей, нередко  первоначально  отказывались, а  затем
соглашались, – всё  это  было  частью  ритуальных  взаимоотношений  правителей
царств и мудрецов.

   В  эпоху  Сражающихся  царств  социальный  престиж  служивых  аристократов
достигает своего апогея. Хотя они не становятся главенствующим классом общества
и  не  правят  делами  в  государстве, но  как  бы  монополизируют  в  себе  знание  о
сокровенном, внутреннем, им приписывается «тайное» правление Поднебесной.
Поэтому ши видят свою миссию в том, чтобы записать и донести до правителя (а
точнее, то того правителя, который ещё не пришёл, до его идеала) эти наставления
из  мира  иной  реальности. Скорее  всего, именно  на  этой  волне  и  составляется
компиляция из высказываний древних мудрецов – «Дао дэ цзин». 

   То,  что  проповедует  Лао-цзы, в  строгом  смысле  этого  слова  даосизмом  не
является – никакого  даосизма  ту  пору, т. е. в VI–V вв., еще  не  существовало. Его
проповедь – это  мистическое  учение  определенной  и, вероятно, узкой  школы
посвященных  адептов, занимающихся  практикой  самосовершенствования  и
духообщения. Между мистическим учением Лао-цзы и оформлением даосизма лежит
пропасть в несколько веков. Этот процесс занял несколько столетий, и лишь с II–I вв.
до н. э. мы можем говорить о существовании такого течения, хотя единого «даосского
учения» так никогда не сложилось – под этим названием объединялись самые
различные школы. Все они  исповедовали  учение  о  Дао  как  о  высшей  силе
мироздания и  предлагали разные способы для постижения этого Дао. Сам Лао-цзы
собственно «даосом» не  являлся".

Алексей Маслов, "Тайный смысл и разгадка кодов Лао-цзы"