Артюр Рембо и герметизм

[nandzed]

Артюр Рембо(1854 - 1891)

Стихотворения и поэмы в прозе позднего Рембо отличаются главными атрибутами качественных герметических текстов: они интонационно энергичны, изощренная композиция оставляет впечатление плаванья и полета; их темнота притягивает чуждой глубиной, дразнит мерцанием ложно разгаданных смыслов. Так писали Рабле, Шекспир и Сирано де Бержерак, так строили свои произведения французские эзотерические поэты XVII века — Бероальд де Вервиль и Эсто де Мюизман. Парадоксальная ситуация герметики: открытая закрытость и веселая таинственность. Это соответствует многообразным занятиям Гермеса: в качестве ироничного торговца он “обращает драгоценности в угли” (Павсаний); в качестве ловкого вора демонстрирует тщету всякой собственности; под видом нищего старика ведет кандидата сквозь ужасы элевзинской пещеры; в роли Трисмегиста он, ветер, придает пневматический смысл работе с материей.

...Он хочет уяснить, что такое поэт и почему он, Рембо, “хочет быть поэтом”. Он начинает с “предварительного изучения”, с “длительного, глобального и продуманного освобождения всех чувств”. Надо децентрализовать мировоззрение, извратить христианскую “душу”, “похоронить древо добра и зла”, смыть дихотомию крещения кровью жертвенного быка. И тогда родится движение, брожение сперматического логоса, ничем не спровоцированное “опьянение”, способное разорвать рациональные пути восприятия. Это — бунт против земной тягости, вызванный пробуждением квинтэссенциальной монады. Подобный разрыв должен быть безогляден и беспощаден, ибо дихотомия добра и зла, развитие и упадка, симметрии и асимметрии, жизни и смерти, пронизала всю человеческую рецепцию. “Освобождение чувств” не ограничивается расширением традиционной эстетики вводом компонентов отвратительного и вульгарного, это — оперативная сублимация, обусловленная герметическим “предварительным изучением”. Стихийный, по видимости, процесс обоснован “методом”, о котором протагонист только догадывается. Любая внешняя ось в данной конкретности мира уже таковой не является — отсюда стремление к собственной оси. По сначала надо избавиться от наследственных и общественных законов восприятия, от канонов нравственного и безнравственного, прекрасного и уродливого. Это избавление отмечено у Рембо драстической образностью (“лилии — клистиры экстаза”, “сопли лазури”) и крайней диссонантностью:

 

Trouve, aux abords de Bois, qui dort,

Les fleurs, pareilles a des mufles,

D'ou bavent des pommades d'or

Sur les cheveux sombres des Buffles!

Найди в преддверии спящего леса

Цветы, подобные мордам

Откуда сочится золотая помада

На зловещие волосы буйволов!

 

"Что говорят поэту

касательно цветов"

Можно возразить: причем здесь иная структура восприятия? Это юношеский вызов эстетике Парнаса, широкое понимание метафоры. Справедливо. Однако такое понимание уже предполагает волю к трансформации, предчувствие активизации внутреннего зрения. Метафора есть динамическая проявленность фантазии — принципа и условия восприятия. Пусть она выражается потоком несуразных видений, миражей, делиров. Чем скорей растают “точки опоры”, тем лучше. “Метод” фантазии, опьянения, чистой беспредметной любви ведет в атмосферу странной, более или менее циклической системы эфирного тела, организованного дионом, философским золотом.

 

Устойчивая склонность к такого рода идеям означает веру в магическое знание далекого прошлого и отрицание стези предшественников непосредственных. Они, создавшие современное наполнение пространственно-временного континуума, утратили фаллицизм (эротически-интеллектуальную энергию, алхимический "белый сульфур”) и превратились в “рабов рабыни” (Бодлер), в подданных земной материи вообще и земной женщины, в частности. Земная женщина, равным образом, утратила небесную ктеис (гармонически организующую озаренность, алхимический argentum vivum). Она перестала быть мужчине матерью, женой, сестрой (Исида — Осирис) и превратилась в зловещий сексуальный фантом, в прагматическую химеру. “Ад женщин там, внизу” (Une saison en enfer). Но, для реализации алхимического ребиса, мужчине — разъятому, рассеченному, распыленному — необходимо найти, магнетически привлечь небесное, концентрирующее женское начало, “нашу Диану" или, согласно Рембо, “нашу мать Красоту”.

 

Снег. Вздымается высокая Сущность Красоты. Свист смерти. В кругах глухо рокочущей музыки расцветает и вибрирует словно спектр (призрак) это пленительное тело. Багряные и черные раны вспыхивают в ослепительной этой плоти. Живые колориты пересекаются, танцуют, расширяются вокруг Видения на месте создания. Вибрации возбуждаются, вздымаются, неистовость этих эффектов смешивается с гибельным свистом и хриплой музыкой, которые мир, далеко позади нас, обрушивает на мать, нашу мать Красоту, — она отступает, она разрастается.

О! Наши кости в одеянии нового тела любви...

 

"Les Illuminations. Being beauteous"

Совершенно ясно, что здесь нечего и думать о каких-либо рациональных объяснениях. Очевидно следующее: это не поэзия “воображения”, комбинаций оригинальных впечатлений от довольно стабильной действительности, это — опыт фантастической трансформации восприятия в неоплатоническом смысле (9). Герметическая интерпретация — смутное и сложное отражение энигматического текста.

полный текст