Нешёлковый путь

Ни в какие времена, ни с каким поэтом, тем более забиякой, никакой государственный режим не возился так, как возился проклятый царизм с Пушкиным. Ведь даже свадебное платье Натальи Гончаровой — извините, пожалуйста, — было куплено не женихом, а царизмом. Словно стараясь лишить самых мельчайших аргументов неведомого обвинителя, следящего из-за угла, Николай наделяет Пушкина привилегиями, которые могут вызвать только недоумение.

Абстрагируясь от политической конъюнктуры, от школьных учебников с риторическими штампами о царях и гениях, можно сказать, что вся эта история со стороны выглядела игрой в поддавки, игрой Николая с гипотетическим соперником, игрой, в которой Пушкину после провала декабрьского восстания отводилась ключевая роль. И личность, выбранная на ключевую роль, была в этом случае идеальна: блистательно талантлив, бешено самолюбив и амбициозен, зависть определял как чувство, необходимое для творческого прогресса, неоправданно жесток даже к своим детям, а его цинизм порой просто восхитителен. Нюансы февральского письма Соболевскому от 1828 года иллюстрируют, в общем-то, характерную грань в психологии гения. Если бы вместо г-на Пушкина автором письма был г-н Хренюк, возмущенный читатель чужих писем с ходу констатировал бы склонность к изощренной подлости.

...В политической же игре литературный гений, для которого не существует ни мелких, ни крупных этических барьеров, является просто козырным тузом. Поэтому фраза Аполлона Григорьева “Пушкин — это наше все”, вполне возможно, имела оттенки.

ПРОДОЛЖАЮ РЕКОМЕНДОВАТЬ К ПРОЧТЕНИЮ И ОБДУМЫВАНИЮ

Я в воплях изливал души пронзенной муки
И горько повторял, метаясь как больной:
"Что делать буду я? Что станется со мной?"

175 лет со дня смерти, плохо объяснённой самим себе.

Мене, текел, фарес, упарсин.

Всем радостно увидеть предопределенье в жизни тирана. Но в жизни героя,
в его фигуре мы, видя атлетические недостатки, находим их гармоничными.
И даже утешительными. Эта ложь печалит меня. А радует, что он был избавлен 
от насилия внезапной смерти, а мог ещё мыслить и умереть иначе, 
благородно. И всё же в этой смерти отразились его противоречья. 
Но благодать для  него - законна, а память его - сродни жизни всех людей
сразу, изменчива, но непрерывна. Это истинное величие.