![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
nandzedВ 1914 году Ургьен Тэндзин снова ушел в пещеру для медитации над монастырем Намтраг и непрерывно практиковал еще целых три года, ни с кем не разговаривая. Он завершил сто миллионов повторений мантры Сиддхи вместе с гуру-йогой.
Вот что Намкай Норбу Ринпоче услышал от самого Тогдэна Ургьена Тензина:
Когда я закончил продолжавшуюся в общей сложности шесть лет (1917 г.) практику затворничества в пещере для медитации над монастырем Намтраг, я получил письмо от Другпа Ринпоче, доставленное мне через Ценама. В нем говорилось: «В этом году ты можешь приехать в Адзом Гар на летние учения». Следуя этому совету, в первый весенний месяц, в Лосар, тибетский Новый год (23 января 1917 г.), я закончил свое затворничество и отправился навестить отца. Я также дал ему, своим братьям Сонаму и Трасаму, а также младшей сестре Траши Чоцо советы на их нынешнюю и будущие жизни. Потом, после Лосара, я пересек реку Дричу и поехал в Геуг навестить семью Норзанг. Там я дал по их просьбе посвящение долгой жизни и много раз выполнил чод и другое. Тогда мне впервые довелось возлагать торма кому-то на голову. Ценам сказал мне, что хочет сопровождать меня на пути в Адзом Гар, но я подумал: «Лучше я буду преодолевать трудности ради учения» — и решил отправиться в одиночку и пешком. Я надел приличную одежду из мягкой красной шерсти и шляпу из того же материала, которые сшил для меня Ценам, и в начале второго весеннего месяца покинул Геуг.
В тот период между китайцами и тибетцами было много столкновений, так что, когда я дошел до моста Доцон, я увидел китайских солдат, расположившихся повсюду вокруг него. Некоторые из них направились ко мне и, задав несколько вопросов, арестовали меня и отвели в военный лагерь. Они долго мне что-то говорили, но, поскольку я не знал по-китайски ни одного слова, мы не могли понять друг друга. Мне связали руки и ноги и оставили на ночь в углу лагеря под охраной сменявших друг друга солдат. На следующий день меня привели в военную палатку на равнине у моста, и там бородатый китайский командир спросил меня через переводчика:
— Ты тибетец?
— Да, — ответил я, — я тибетец.
Начальник засмеялся и сказал:
— Верно! Ты шпион тибетской армии!
— Я не шпион. Я отшельник и живу в обители Намтраг около Камтога, — ответил я.
На это китаец повысил голос:
— Если ты, как говоришь, тибетец, как ты можешь жить в обители Намтраг около Камтога? Ты не кхампа. Говори правду! — и множество присутствовавших там китайских солдат осыпали меня градом ударов.
Я по-всякому пытался что-то им объяснить, но они и слушать не стали. Потом командир сказал:
— Если ты кхампа, то почему на тебе одежда и шляпа из мягкой шерсти, какую носят в Центральном Тибете?
Хотя я и говорил им правду, результатом было только одно: меня били еще больше. Наконец китайский командир громко что-то приказал солдатам, после чего они вывели меня из палатки и крепко привязали веревкой к росшему неподалеку кусту. Через некоторое время китайские солдаты направили ружья мне на живот и выстрелили много раз. Я представил себя Гуру Драгпо, большим, как гора, и ни одна пуля в меня не попала. Однако я, скорчившись, приник к земле и притворился мертвым.
В сумерках солдаты приказали нескольким местным жителям: «Уберите труп с земли!». Те отнесли меня к мосту, развязали веревку, сорвали одежду, шляпу и ботинки и обнаженным сбросили с моста в реку. Плавать я не умел, но горячо молился Адзому Другпа как недвойственному с Гуру Ринпоче и сделал кумбхаку — задержку ды-хания. Через некоторое время я оказался на другом берегу реки. В ту ночь я шел голым, пря-чась, пока не добрался до места слияния (трех рек) в Цезунгдо.
Немного пройдя, я увидел чуть повыше Цезунгдо чей-то дом у дороги. Я стал пробираться туда потихоньку, но тут выскочили какие-то собаки и побежали на меня. Я несколько раз прочитал мантру Сиддхи и, как только я произнес призывание, собаки утратили свою злость, стали дружелюбными и тихо улеглись. Когда я приблизился к входу в дом, одна из собак подошла и обнюхала меня, не залаяв. У дверей сушилась после стирки черная женская одежда. Я стащил ее, надел на себя и двинулся в сторону перевала Ало Годе. Через некоторое время уже рассвело.
Неподалеку я увидел другой дом и пошел попросить еды. Подойдя к двери, я отчетливо расслышал стенания плачущей в доме женщины. Я немного подождал, и ко мне вышла старая женщина с полной чашкой цампы. Она всё еще плакала.
— Амалаг! Что у вас за горе? — спросил я.
— Мой муж пил слишком много арака, и из-за этого сегодня утром мы нашли его в постели мертвым. Один из наших сыновей — монах в монастыре Палпунг, а другой сын, который знает китайский, пошел работать переводчиком к китайцам, что стоят у моста Доцон.
Мы с дочерью не знаем, что теперь делать! Я стал ее утешать:
— Амалаг! —Я практик чода. У моста Доцон китайские солдаты схватили меня и мучали. Меня бросили в реку, и на мне не осталось одежды. Сегодня утром мне пришлось украсть вот эту женскую одежду и надеть ее. Я помогу вам перенести тело вашего мужа на кладбище.
Женщина очень обрадовалась и пригласила меня в дом. В тот день я перенес тело ее мужа на маленькое кладбище, расположенное неподалеку. Поскольку я не знал, как нужно расположить тело, я привязал его к вбитому в землю колышку, не расчленив на части, и стал практиковать чод.
Хотя у меня не было дамару, колокольчика и прочего, через некоторое время слетелось множество грифов, которые склевали всю плоть, оставив только голые кости. Когда я вернулся в дом, пожилая женщина, которую звали Карма Цо, и ее дочь стали настойчиво молить меня:
— Пожалуйста, останьтесь в нашем доме еще на неделю, чтобы делать посмертные ритуалы.
Поэтому мне пришлось пообещать, что я останусь. Так что каждый день я снова и снова практиковал чод «Смех дакини» — единственный, который я знал. В качестве подарка Карма Цо предложила мне всю одежду, принадлежавшую покойному, но я взял только одну рубашку, красную верхнюю одежду и пару башмаков, а остальное отдал обратно, объяснив:
— Спасибо! Мне не нужно одежды, кроме этой.
Однажды, к концу первой недели, домой вернулся сын, работавший на китайскую армию переводчиком, и ему сказали, что отец умер. Он подошел ко мне познакомиться и, как только узнал меня, заплакал и несколько раз распростерся передо мной в поклоне. Вместе с матерью и сестрой они умоляли меня остаться на вторую неделю, и хотя я пытался объяснить им, что у меня нет времени, они были так настойчивы, что мне пришлось остаться еще на неделю. Пока я там жил, история о том, как меня мучили китайские солдаты, но я не умер и оказался в этой семье в долине Ало, распространилась по всем окрестностям. Дошла она и до Ценама, который вскоре приехал, приведя верховую лошадь, чтобы доставить меня в Адзом Гар.
Поскольку до конца второй недели еще оставалось два дня, я послал Ценама вернуть владельцам ту черную одежду, которую я взял без спроса. В это же время тот сын, который был монахом, приехал из Палпунга и тоже выполнил посмертный ритуал. Как только закончилась вторая неделя, я вместе с сопровождавшим меня Ценамом выехал в монастырь Палпунг. Там мы остановились на три дня, встречаясь с живущими в этом монастыре ламами и подробно знакомясь с тремя священными символами этого места. Потом, по моему настоянию, Ценам отправился домой, а я один продолжил путь, проезжая через главные кладбища и святые места, где ранее бывал Тогдэн Ринпоче Пэма Кундрол. Недели через две я достиг Адзом Гара.
Рассказал Силы Карма Самтэна:
Он думал: «Адзом Другпа, несомненно, знает, что я приезжаю!», но (из-за этой мысли) Тогдэн потерял по дороге свои съестные припасы. Кроме того, когда он приехал в Адзом Гар, лама часто ворчал на него. Бывало, Другпа Ринпоче встречал его такими словами: «Какой сюрприз! Матрул Лобзанг здесь!», называя Тогдэна именем некоего Сенбуга Тулку, который был очень известен в те времена. При этом он всегда выгонял Тогдэна из рядов тех, кто получал посвящение, а когда Тогдэн потихоньку пробирался обратно, чтобы получить посвящение, говорил: «Посмотрите-ка! Матрул ворует учение!».
Продолжение следует...
Вот что Намкай Норбу Ринпоче услышал от самого Тогдэна Ургьена Тензина:
Когда я закончил продолжавшуюся в общей сложности шесть лет (1917 г.) практику затворничества в пещере для медитации над монастырем Намтраг, я получил письмо от Другпа Ринпоче, доставленное мне через Ценама. В нем говорилось: «В этом году ты можешь приехать в Адзом Гар на летние учения». Следуя этому совету, в первый весенний месяц, в Лосар, тибетский Новый год (23 января 1917 г.), я закончил свое затворничество и отправился навестить отца. Я также дал ему, своим братьям Сонаму и Трасаму, а также младшей сестре Траши Чоцо советы на их нынешнюю и будущие жизни. Потом, после Лосара, я пересек реку Дричу и поехал в Геуг навестить семью Норзанг. Там я дал по их просьбе посвящение долгой жизни и много раз выполнил чод и другое. Тогда мне впервые довелось возлагать торма кому-то на голову. Ценам сказал мне, что хочет сопровождать меня на пути в Адзом Гар, но я подумал: «Лучше я буду преодолевать трудности ради учения» — и решил отправиться в одиночку и пешком. Я надел приличную одежду из мягкой красной шерсти и шляпу из того же материала, которые сшил для меня Ценам, и в начале второго весеннего месяца покинул Геуг.
В тот период между китайцами и тибетцами было много столкновений, так что, когда я дошел до моста Доцон, я увидел китайских солдат, расположившихся повсюду вокруг него. Некоторые из них направились ко мне и, задав несколько вопросов, арестовали меня и отвели в военный лагерь. Они долго мне что-то говорили, но, поскольку я не знал по-китайски ни одного слова, мы не могли понять друг друга. Мне связали руки и ноги и оставили на ночь в углу лагеря под охраной сменявших друг друга солдат. На следующий день меня привели в военную палатку на равнине у моста, и там бородатый китайский командир спросил меня через переводчика:
— Ты тибетец?
— Да, — ответил я, — я тибетец.
Начальник засмеялся и сказал:
— Верно! Ты шпион тибетской армии!
— Я не шпион. Я отшельник и живу в обители Намтраг около Камтога, — ответил я.
На это китаец повысил голос:
— Если ты, как говоришь, тибетец, как ты можешь жить в обители Намтраг около Камтога? Ты не кхампа. Говори правду! — и множество присутствовавших там китайских солдат осыпали меня градом ударов.
Я по-всякому пытался что-то им объяснить, но они и слушать не стали. Потом командир сказал:
— Если ты кхампа, то почему на тебе одежда и шляпа из мягкой шерсти, какую носят в Центральном Тибете?
Хотя я и говорил им правду, результатом было только одно: меня били еще больше. Наконец китайский командир громко что-то приказал солдатам, после чего они вывели меня из палатки и крепко привязали веревкой к росшему неподалеку кусту. Через некоторое время китайские солдаты направили ружья мне на живот и выстрелили много раз. Я представил себя Гуру Драгпо, большим, как гора, и ни одна пуля в меня не попала. Однако я, скорчившись, приник к земле и притворился мертвым.
В сумерках солдаты приказали нескольким местным жителям: «Уберите труп с земли!». Те отнесли меня к мосту, развязали веревку, сорвали одежду, шляпу и ботинки и обнаженным сбросили с моста в реку. Плавать я не умел, но горячо молился Адзому Другпа как недвойственному с Гуру Ринпоче и сделал кумбхаку — задержку ды-хания. Через некоторое время я оказался на другом берегу реки. В ту ночь я шел голым, пря-чась, пока не добрался до места слияния (трех рек) в Цезунгдо.
Немного пройдя, я увидел чуть повыше Цезунгдо чей-то дом у дороги. Я стал пробираться туда потихоньку, но тут выскочили какие-то собаки и побежали на меня. Я несколько раз прочитал мантру Сиддхи и, как только я произнес призывание, собаки утратили свою злость, стали дружелюбными и тихо улеглись. Когда я приблизился к входу в дом, одна из собак подошла и обнюхала меня, не залаяв. У дверей сушилась после стирки черная женская одежда. Я стащил ее, надел на себя и двинулся в сторону перевала Ало Годе. Через некоторое время уже рассвело.
Неподалеку я увидел другой дом и пошел попросить еды. Подойдя к двери, я отчетливо расслышал стенания плачущей в доме женщины. Я немного подождал, и ко мне вышла старая женщина с полной чашкой цампы. Она всё еще плакала.
— Амалаг! Что у вас за горе? — спросил я.
— Мой муж пил слишком много арака, и из-за этого сегодня утром мы нашли его в постели мертвым. Один из наших сыновей — монах в монастыре Палпунг, а другой сын, который знает китайский, пошел работать переводчиком к китайцам, что стоят у моста Доцон.
Мы с дочерью не знаем, что теперь делать! Я стал ее утешать:
— Амалаг! —Я практик чода. У моста Доцон китайские солдаты схватили меня и мучали. Меня бросили в реку, и на мне не осталось одежды. Сегодня утром мне пришлось украсть вот эту женскую одежду и надеть ее. Я помогу вам перенести тело вашего мужа на кладбище.
Женщина очень обрадовалась и пригласила меня в дом. В тот день я перенес тело ее мужа на маленькое кладбище, расположенное неподалеку. Поскольку я не знал, как нужно расположить тело, я привязал его к вбитому в землю колышку, не расчленив на части, и стал практиковать чод.
Хотя у меня не было дамару, колокольчика и прочего, через некоторое время слетелось множество грифов, которые склевали всю плоть, оставив только голые кости. Когда я вернулся в дом, пожилая женщина, которую звали Карма Цо, и ее дочь стали настойчиво молить меня:
— Пожалуйста, останьтесь в нашем доме еще на неделю, чтобы делать посмертные ритуалы.
Поэтому мне пришлось пообещать, что я останусь. Так что каждый день я снова и снова практиковал чод «Смех дакини» — единственный, который я знал. В качестве подарка Карма Цо предложила мне всю одежду, принадлежавшую покойному, но я взял только одну рубашку, красную верхнюю одежду и пару башмаков, а остальное отдал обратно, объяснив:
— Спасибо! Мне не нужно одежды, кроме этой.
Однажды, к концу первой недели, домой вернулся сын, работавший на китайскую армию переводчиком, и ему сказали, что отец умер. Он подошел ко мне познакомиться и, как только узнал меня, заплакал и несколько раз распростерся передо мной в поклоне. Вместе с матерью и сестрой они умоляли меня остаться на вторую неделю, и хотя я пытался объяснить им, что у меня нет времени, они были так настойчивы, что мне пришлось остаться еще на неделю. Пока я там жил, история о том, как меня мучили китайские солдаты, но я не умер и оказался в этой семье в долине Ало, распространилась по всем окрестностям. Дошла она и до Ценама, который вскоре приехал, приведя верховую лошадь, чтобы доставить меня в Адзом Гар.
Поскольку до конца второй недели еще оставалось два дня, я послал Ценама вернуть владельцам ту черную одежду, которую я взял без спроса. В это же время тот сын, который был монахом, приехал из Палпунга и тоже выполнил посмертный ритуал. Как только закончилась вторая неделя, я вместе с сопровождавшим меня Ценамом выехал в монастырь Палпунг. Там мы остановились на три дня, встречаясь с живущими в этом монастыре ламами и подробно знакомясь с тремя священными символами этого места. Потом, по моему настоянию, Ценам отправился домой, а я один продолжил путь, проезжая через главные кладбища и святые места, где ранее бывал Тогдэн Ринпоче Пэма Кундрол. Недели через две я достиг Адзом Гара.
Рассказал Силы Карма Самтэна:
Он думал: «Адзом Другпа, несомненно, знает, что я приезжаю!», но (из-за этой мысли) Тогдэн потерял по дороге свои съестные припасы. Кроме того, когда он приехал в Адзом Гар, лама часто ворчал на него. Бывало, Другпа Ринпоче встречал его такими словами: «Какой сюрприз! Матрул Лобзанг здесь!», называя Тогдэна именем некоего Сенбуга Тулку, который был очень известен в те времена. При этом он всегда выгонял Тогдэна из рядов тех, кто получал посвящение, а когда Тогдэн потихоньку пробирался обратно, чтобы получить посвящение, говорил: «Посмотрите-ка! Матрул ворует учение!».
Продолжение следует...
