
Из того, что с нами было, самое основное и сильное, это страх и его производное – мерзкое чувство позора и полной беспомощности. Этого и вспоминать не надо, "это" всегда с нами. Мы признались друг другу, что "это" оказалось сильнее любви и ревности, сильнее всех человеческих чувств, доставшихся на нашу долю. С самых первых дней, когда мы были еще храбрыми, до конца пятидесятых годов страх заглушал в нас все, чем обычно живут люди, и за каждую минуту просвета мы платили ночным бредом – наяву и во сне.
...В 38-м мы узнали, что "психологические методы допроса" отменены и "там" перешли на "упрощенный допрос", то есть просто пытают и бьют. А. А. сказала: "Теперь ясно – шапочку-ушаночку и – шасть!" И мы почему-то решили: раз без психологии, больше бояться не надо – пусть ломают ребра... Но вскоре она передумала – как так не бояться? Бояться надо – мы же себя не знаем: а вдруг нас сломают и мы черт знает чего наговорим, как такой-то и такой-то, и по нашим спискам будут брать, и брать, и брать... В самом деле, откуда людям знать, как они будут вести себя в нечеловеческих условиях? Я многому научилась от нее и этому тоже: Господи, помоги, ведь я даже за себя поручиться не могу...
Н.Я.Мандельштам о своем общении с Ахматовой