Нешёлковый путь

Однажды ночью во сне ему явился ангел и показал огромную окованную медью книгу со страницами из тонкой коры, покрытыми странными выгравированными иероглифами.

— Фламель, — сказал ему ангел, — возьми эту книгу, в которой ничего не понимаешь; для многих других, но не для тебя останется она тёмной по смыслу, но настанет день, и ты прочтёшь на её страницах то, чего никто, кроме тебя, не увидит.

Фламель протянул руки, чтобы принять дар, но книга вместе с ангелом растворились в Божественном сиянии. Годами память об этом видении преследовала его, пока в один прекрасный день к нему в домишко не явился некий господин и не предложил купить у него книгу.

К вящему изумлению Фламеля, книга, которую он купил «всего за два флорина», оказалась точно такой же, как в том его сне. Это и стало началом его алхимического пути, который в конце концов привёл Никола Фламеля к обретению легендарного Философского камня.

Известно, что ещё в самом начале своих исследований природы и особенностей сновидений Юнг обратил внимание, что многие пациенты, обращавшиеся к нему за психологической помощью, рассказывали о снах с необычайно богатым и разнообразным символизмом. Символизм этот, как отметил Юнг, был зачастую весьма схож с символизмом древних религиозных систем, мифов, народных сказаний, волшебных сказок — и алхимии. Он писал: «Эксперименты показали, что эти символы несли с собой новую жизнь и новую энергию тем, кому являлись».

Главное следствие отказа или неспособности понять важность самопознания и внутренних исследований - отмирание высших проявлений, которое распространяется изнутри наружу как на индивидуальном, так и на коллективном плане. Да, высшее в нас чаще всего является даже не нашей собственностью и приобретением - оно есть, пока в нас есть поиск, пока происходит познание. Олдос Хаксли в 1943 году писал в эссе «Серое Преосвященство»: «К концу семнадцатого столетия мистицизм утратил своё былое значение для христианства и почти наполовину умер. Нас могут спросить: „Ну и что с того? Почему ему не должно умирать? Что нам за польза от того, что он жив?“ Ответ на эти вопросы таков: „Там, где нет видения, люди гибнут; и потому, если те, кто есть соль земли, потеряют свой вкус, ничто больше не сможет сохранить эту землю в целости, ничто не спасёт её от полного разрушения. Мистики — это каналы, через которые толика знания о природе реальности струится в наш человеческий мир, полный невежества и иллюзий. Мир, полностью лишённый мистики, — мир совершенно слепой и безумный“».

Карл Юнг считал эту тенденцию едва ли не фатальной. В одном из трёх его больших трудов по алхимии, «Mysterium coniunctionis», он писал: «Человек понимающий знает и чувствует, что сознание его обеспокоено утратой чего-то такого, что было жизненно важно для его предков. Непонимающий не ощущает никакой утраты, и лишь впоследствии обнаруживает в газетах (подчас уже слишком поздно) тревожные симптомы, успевшие обрести реальность во внешнем мире, ибо не были своевременно замечены до того, внутри, в себе…Когда симптомы эти обрели внешнее проявление в форме того или иного социально-политического безумия, оказывается уже невозможно убедить кого бы то ни было, что корни конфликта кроются в психике индивидуума, ибо все уже видят врага вовне. И тогда конфликт, который для человека понимающего остаётся явлением интрапсихическим, выходит на уровень проекций и принимает форму политического напряжения или же эскалации самого жестокого насилия».

Объединение противоположностей на более высоком уровне, как уже отмечалось, дело совершенно не рациональное; столь же мало оно является предметом волеизъявления. Это процесс психического развития, выражающий себя в символах. Исторически он всегда изображался символами, да и сегодня в индивидуальном развитии личности он получает наглядное выражение посредством символических фигур. Этот факт стал мне ясен из следующих наблюдений. Продукты спонтанных фантазий, о которых мы говорили выше, интенсифицируются и постепенно концентрируются вокруг абстрактных картин, очевидным образом представляющих собой "начала", настоящие гностические "археи".

Олег Давыдов: Юнг, возвращаясь назад (в себя) из потустороннего трипа,  должен был как-то фиксировать то, что там испытал. И тут культура, в рамках которой он родился и вырос, подсовывала ему свои представления. Если бы Юнг был адептом тантризма, он, возможно, увидел бы не Саломею и Илью, а страшную богиню Кали, танцующую на теле Шивы с отрезанной головой в руке. Но Юнг был сыном пастора, и потому эта архетипика спроецировалась в иудео-христианские образы. Он увидел Илью, самого, пожалуй, известного пророка (смысл), и слепую Саломею (безмозглое хотение), потребовавшую (по чужому наущению) за свой танец (буквально танец майи) голову пророка же (вместилище смыслов). Илья и Саломея, конечно, не так брутально нуждаются друг в друге, как какой-нибудь первобытный бог и его шакти, но нужда все же есть. Саломея слепа, а Илья — ее поводырь, видящий даже то, что невидимо. Илья немощен, а Саломея — хотение, отделившееся от него (его дочь). Перед нами все та же спарка осмысляющего божества и движущей шакти, принципиальная схема архетипического двигателя.

Посмотрим теперь, как эта схема отразилась в психологических теориях Юнга. Например, юнгианская пара «анима» и «анимус». Каждый мужчина имеет в бессознательном женскую ипостась аниму (именно ее и увидел доктор в Саломее, о чем и говорит в «Воспоминаниях»: «Саломея — фигура-анима»). А каждая женщина имеет в своём бессознательном — анимуса (которого Юнг в общих чертах описал как хранилище правил поведения, что, по сути, соответствует функции Ильи как хранителя закона). Мужчина со своей анимой (как и женщина со своим анимусом) — это и есть целостный человек, способный жить и развиваться, проецируя бессознательную часть своей души (аниму или анимуса) на людей или социальные образования. Скоро мы увидим, что анима (анимус) — это, по сути, окно, через которое люди общаются с духами. В книге «Отношения между «я» и бессознательным» (1928) Юнг объяснит, что в ходе анализа анима и анимус, «становятся функцией отношений сознания и бессознательного».